А вот что рассказала уже в наши дни дочь другой сокамерницы Зои – жены члена Политбюро Н. Вознесенского (его расстреляли по «ленинградскому делу» в 1950 году) Марии Литвиновой-Вознесенской – Наталья:
«Маму, если не изменяет память, арестовали сразу после расстрела отца в Ленинграде. И выпустили. почти сразу после смерти Сталина. Около двух лет она сидела в одиночке на Лубянке, а последние полгода – в обшей камере во Владимире. Когда маму перевели в общую камеру во Владимир, там с ней сидели какие-то сектанты, киноартистка Зоя Федорова и певица Лидия Русланова. Позже мать вспоминала, как муж Руслановой генерал Крюков присылал продуктовые посылки. И Русланова кричала матери: „Маруська, ну-ка иди скорей распаковывать, а то Зойка все сама сожрет!“».
Русланова в заключении вела себя порой вызывающе, но чаще всего старалась не «высовываться». Чего не скажешь о Федоровой – она вела себя дерзко, часто вступала в перебранки как с сотрудниками, так и со своими сокамерниками, из-за чего ее прозвали хулиганкой.
В «Дочери адмирала» про взаимоотношения актрисы и певицы написано следующее:
«…Знаменитая на весь Советский Союз исполнительница русских народных песен Лидия Русланова стала во „Владимирке“ одной из двух самых близких Зоиных подруг.
После ареста ее мужа, генерала Крюкова, который был правой рукой маршала Жукова, ей дали шесть лет тюрьмы. Поскольку обе принадлежали к миру искусства, они, конечно же, не раз встречались в Москве на разных приемах. Но никогда не были друзьями. Сблизила их „Владимирка"…».
Заметим, что Русланова угодила в тюрьму по политическим мотивам (по статье 58 УК РСФСР «Антисоветская пропаганда»), однако ей также инкриминировали буржуазное разложение – ее обвинили в «грабеже и присвоении трофейного имущества в больших масштабах», а именно в том, что в конце войны, опустошая жилища отступавших немцев, генерал Крюков перевез себе в Москву большое количество мебели, картин, драгоценностей. Согласно материалам архивноследственных дел № 0046 и № 1762, в ходе обысков у Владимира Крюкова и Лидии Руслановой были изъяты: автомобиль «Horch 951А», два «Мерседеса», «Ауди», сто тридцать две картины русских художников, тридцать пять старинных ковров, гобелены, антикварные сервизы, меха, скульптуры из бронзы и мрамора, декоративные вазы, библиотека старинных немецких книг с золотым обрезом, семьсот тысяч рублей наличными, 312 пар модельной обуви, 87 костюмов и другое. Чуть позже певица вынуждена была выдать и остальное: в специальном тайнике на кухне под плитой в квартире ее бывшей няни Егоровой, проживающей на Петровке, 26, были изъяты принадлежащие Руслановой 208 бриллиантов и, кроме того, изумруды, сапфиры, рубины, жемчуг, платиновые, золотые и серебряные изделия. Певица объяснила, что эти бриллианты куплены на деньги, заработанные исполнением русских песен, и их приобретению были отданы все последние годы: «Я, не задумываясь, покупала их, чтобы бриллиантов становилось все больше и больше. Я хорошо зарабатывала исполнением русских песен. Особенно во время войны, когда „левых“ концертов стало намного больше». На вопрос о полотнах русских художников Лидия Русланова признала, что «приобретению художественных полотен отдавалась со всей страстью».
Именно Русланова, судя по всему, надоумит потом Зою Федорову заняться скупкой бриллиантов. Впрочем, не будем забегать вперед.
По воспоминаниям надзирательниц, Русланова привезла с собой в тюрьму целый багаж концертных платьев, туфель и много чего другого. Все это ясно указывало на то, что ее арестовали сразу после концерта. А вот у Федоровой, в отличие от певицы, такого багажа не было, хотя она тоже была актрисой – во «Владимирку» она прибыла в бушлате и полосатой робе, которые ей выдали еще в лубянской тюрьме. Однако по существующим правилам за заключенным, если его переводили в другое место, должна была следовать и одежда, в которой его арестовали (в нее он должен был облачиться при освобождении). Так вот, на момент ареста на Федоровой была шубка, платье и туфли, которые теперь хранились в камере хранения «Владимирки». И в один из дней Зоя передала их (вернее, попросила это сделать надзирательниц) своей сокамернице Ольге, которая освободилась раньше нее. Федорова хотела, чтобы Ольга передала эти вещи ее сестре Александре и дочери Вике. Читаем в «Дочери адмирала»:
«…У нее (у Зои. – Ф. Р.) не было выхода: ей ничего не оставалось, как поверить Ольге. Лубянка и другие места заключения научили Зою не доверять никому, но тут все было по-другому. Еще неизвестно, доживет ли она до выхода из „Владимирки“) а Ольгу уже освобождают, и она едет в Москву. Зачем Зое во „Владимирке“ меховая шубка и дурацкие вечерние туфельки, которые были на ней в ночь ареста, а теперь валяются где-то в тюремной камере хранения? Если Ольга и впрямь сдержит слово – „Клянусь здоровьем своего сына, Зоя Алексеевна“, – и отвезет шубку с туфельками в Москву, Александре, это будет просто замечательно. Александра продаст их, и вырученные деньги хоть немного помогут им с Викторией.
Зоя отдала Ольге шубку и туфли.
Больше ни о них, ни об Ольге она ничего не слышала. Позже, когда узнала, что Александра в Казахстане, у нее затеплилась мысль, что Ольга постарается переслать шубку туда, хотя прекрасно понимала, что тешит себя напрасной надеждой. Ольга обманула ее…»
18 января 1950 года Виктории, дочери Зои, исполнилось четыре года. По этому поводу Русланова закатила «банкет» – преподнесла Зое крошечный тортик, который она с еще одной сокамерницей по имени Зося умудрились сделать из крошек печенья, купленного Руслановой в тюремной лавке (певице были разрешены денежные переводы), и воды. Тортик украшала одна свечечка, которую они слепили из корки сыра. Тогда же сокамерницы посоветовали Зое написать письмо на волю (до этого она считала, что таковые ей не положены). Но надзирательницы объявили, что Федоровой письма не положены. Тогда она объявила голодовку. Это было неслыханной дерзостью, поэтому после первого же дня голодовки Зою накормили насильно – через шланг. Но поскольку она и после этого была настроена решительно, тюремное начальство решило не перегибать палку – и Зое передали письмо от ее старшей сестры Александры, которое от нее скрывали. Послание было коротким, но очень важным:
«Дорогая сестра!
Надеюсь, у тебя все хорошо, как и у меня и у моих детей. Виктория выросла в хорошенькую девочку, у нее длинные прямые каштановые волосы и красивые глаза. Она зовет меня мамой и во всем слушается. Она очень вежливая и немного застенчивая.
Твоя сестра Александра».
В тот же день Зоя написала ответное письмо, которое было чуть длиннее. Она писала:
«Дорогая Александра!
Какое счастье получить твое письмо и узнать хорошие новости о моей Вике. Правильно, что она считает тебя своей матерью. Пусть так и будет, ведь может случиться, что я больше никогда в жизни не увижу ее. Что и говорить, я живу только ради нее, но разве это понятно ребенку? Все же, пожалуйста, умоляю тебя, расскажи ей про тетю Зою, которая живет далеко-далеко и очень любит ее. А время от времени целуй ее и говори, что поцелуй этот шлет ей тетя Зоя. Когда она научится писать, попроси ее послать письмо тете Зое и нарисовать для меня какую-нибудь картинку.