После этой встречи актер и чекист какое-то время не виделись. Но второй периодически звонил первому и интересовался всякими мелочами: как дела дома, как в театре? Короче, не давал о себе забыть. В августе 57-го Козаков с театром съездил с «Гамлетом» в Канаду на шекспировский фестиваль, где имел большой успех. А когда вернулся на родину, его знакомый чекист сразу назначил новую встречу – все в той же «Ленинградской», в том же 318-м номере (по другой версии, это случилось спустя год). И вот там Козакову и было дано первое конкретное задание: войти в контакт с 25-летней американской журналисткой Колетт Шварценбах, которая, как оказалось, была большой поклонницей таланта Михаила Козакова. Исходя из этого, задание было несложным.
В роли «сводни» выступал КГБ, причем это сводничество напоминало историю конца сороковых, о которой я уже рассказывал – с актрисой Кирой Ивановой и адмиралом Головко. То есть Козаков и Шварценбах должны были встретиться на вечеринке, которую устраивали агенты КГБ из творческой среды. В роли этих людей выступали: известный драматург с супругой и оператор, у которого Козаков снимался в одном из фильмов. На тот момент (сентябрь 1957 года) за плечами актера было всего три фильма: «Убийство на улице Данте» (1956; оператор Борис Волчек), «Трудное счастье» (1958; оператор Александр Харитонов), «Хождение по мукам» (фильм 2-й – «Восемнадцатый год», 1958; оператор Леонид Косматов).
В этом списке обращает на себя внимание Борис Волчек – соратник Михаила Ромма, оператор, который снял с ним все его знаменитые фильмы, начиная от «Пышки» (1934) и заканчивая шпионским боевиком «Секретная миссия» (1950). Когда в первой половине шестидесятых Волчек уйдет в режиссуру, его первым фильмом будет картина на чекистскую тему – «Сотрудник ЧК» (1964). Волчек был отцом Галины Волчек, а та, как мы знаем, будет стоять у истоков создания театра «Современник». Чуть позже я выскажу свою версию о том, что за этим событием вполне мог «маячить» КГБ, а именно – его 2-й главк во главе с Олегом Грибановым, который возглавил контрразведку как раз накануне премьеры дебютного спектакля совре-менниковцев «Вечно живые» (15 апреля 1956 года; а до этого Грибанов два года был заместителем П. Федотова). Чекистам нужен был модерновый театр в центре Москвы, который объединил бы вокруг себя прогрессивную молодежь либерального толка. Кстати, в этом театре будет играть и Михаил Козаков, что тоже не случайно. Впрочем, не будем забегать вперед, а пока вернемся к истории с вечеринкой.
На ней Козаков должен был невзначай сообщить американке, что на днях (10 сентября) он летит на отдых в Сочи. Сделано это было не случайно, а с расчетом: КГБ был прекрасно осведомлен о том, что Колетт в эти же дни летит туда же. Поэтому Козакову заранее сняли номер (а также снабдили деньгами и даже пошили пару костюмов) в соседней гостинице: он поселился в «Кавказе», она – в «Приморской». Там между ними началась «лав стори», на которую и рассчитывал КГБ. Задание ему было дано конкретное: влюбить в себя американку, переспать с ней и сделать своей любовницей с тем, чтобы потом выуживать из нее ценную информацию (она была слависткой, работала в газете «Вашингтон пост» и, главное, служила нянечкой у американского посла), а потом, даст бог, и завербовать. Но Козаков с этим заданием не справился. По его же словам:
«Она была очень красивая! Представьте себе: высокая, с меня, девушка, лет двадцати пяти. Ноги из шеи растут. И какие ноги! Кисти рук узкие, длинные пальцы, тонкая талия, плечи, может быть, чуть широковатые, зато шея длинная и лицо…
Боже, что за лицо! Черты лица породистые, нос чуть вздернутый и зеленые, понимаешь, зеленые, как газон, глаза, окаймленные черными, пушистыми ресницами… Это мой тип женщины. Но такой я никогда не видел.
Держалась скромно, достойно. Ни малейшей экзальтации американок из мидл-класса, без всяких „Оу!“, без жеманства, кокетства. Говорит тихо, спокойно. Хорошо, внимательно слушает собеседника. И когда выпила – такая же. И в веселье такая же достойная. Нет, не „синий чулок“: и пила, и смеялась, и танцевала, и что-то рассказывала, но все это комильфо, без „вулгар“, как говорил Пушкин. Я голову потерял. Короче, я влюбился, и это меня спасло: во всем ей признался. Открылся ей, кто я, что делаю в Сочи, и решил, что на этом все, поскольку не выполнил то, чего от меня ждали…».
Как ни странно, но КГБ не стал наказывать неумелого агента, который фактически расконспирировался перед американкой. Более того, его оставили в штате агентуры, где он прослужил. тридцать два года(!), работая по иностранцам. Но о том, какие задания он выполнял, я расскажу чуть позже, а пока вернемся в конец пятидесятых.
По поводу истории с Людмилой Гурченко Козаков заметил следующее: «В своих интервью Людмила Марковна говорила, что, отказавшись сотрудничать с КГБ, она потеряла много ролей, была надолго выброшена из профессии. Думаю, это преувеличение. Она (а я Люсю люблю, уважаю!) говорит: „Долгие годы я не снималась в кино“. Посмотрел ее послужной список: по-моему, не было ни одного года без роли в том или ином фильме. Другое дело, что не попадалось таких блестящих, как в „Карнавальной ночи“. Наверное, нежелание выполнять задания органов отразилось на ее актерской судьбе, но, вообще-то, не совсем это так.
А вообще многих коллег, тоже работавших на КГБ, я знаю. Но никогда не назову их фамилии. Это популярные актеры. И не только актеры…».
Как мы помним, актерскую среду чекисты стали «унавоживать» своей агентурой сразу после революции – в двадцатые годы. В последующие десятилетия эта тенденция только усилилась, особенно это касалось кинематографа – важнейшего из искусств, как говорил В. И. Ленин. Поэтому Михаил Козаков стал одним из тысяч агентов КГБ из киношно-театральной среды – первых агентов послесталинской поры. Той самой плеяды, которая пришла на смену таким агентам, как «Зефир». Эту плеяду называли грибановско-питоврановской.
Иностранцы, которых эта агентура «колола», были просто в шоке. Хотя кто-то возразит: а как же Михаил Козаков, который «завалил» свое задание? Да, первый блин у него вышел комом. Но зато потом он не сплоховал, почему и продержался в агентах более тридцати лет. Не сплоховали и другие агенты из актерской среды. Например, те, что в 1957–1958 годах под водительством все тех же Олега Грибанова и Евгения Питовранова участвовали в вербовке французского посла в Москве Мориса Дежана. По сути, это была исключительно киношная агентура, что стало «коньком» чекистов еще с тридцатых годов.
Морис Дежан был назначен послом в Москву в 1956 году. На тот момент Олег Грибанов только сменил Павла Федотова на посту главы начальника контрразведки, и планов по вербовке француза у него еще не было. Но спустя год, когда Грибанов освоился в кресле главного контрразведчика, такая мысль в его авантюрную голову пришла, одобренная на самом кремлевском верху – Хрущевым. Причем чекист решил сам участвовать в этой операции в качестве одного из подставных лиц – работника Совета Министров Горбунова. На тот момент Дежан уже был плотно обложен чекистской агентурой – его посольские апартаменты на Большой Якиманке, 43, прослушивались сотрудниками 5-го отдела (Западная Европа) 2-го главка, а также советскими агентами были шофер и горничная посла. А завербовать его должны были «ласточки» – красавицы-актрисы, которых КГБ завербовал еще до того, как Грибанов стал главным контрразведчиком. Впрочем, как мы помним, в этой операции участвовали сплошь одни киношники. Во-первых, это были два сценариста: Георгий Мдивани и Юрий Кротков. Они были земляками – родились в Кутаиси, правда с разницей в двенадцать лет: Мдивани в 1905 году, Кротков – в 1917-м. Первый учился в Тифлисском университете на юридическом факультете, второй – в литературном институте в Москве.