Между этими учреждениями, несмотря на общие цели, шло негласное соперничество за то, чтобы именно их информация, попадавшая к Сталину, была особенно ценной. Для этого тот же Берия и активизировал работу с агентурой, в том числе и из числа «личной», особо доверенной. Судя по всему, агент «Зефир» на тот момент именно к такой агентуре и принадлежал. При этом отметим, что Берия был весьма искушенным в работе с агентурой человеком – он в 1921–1927 годах был на руководящих должностях в секретно-политических отделах ГПУ Грузии и всего Закавказья. Поэтому можно смело сказать, что он был виртуозом по части работе с агентурой. Он умел найти такие подходы к агентам, что те работали на него с особенным рвением, даже с удовольствием. Ведь у Берии были не только недостатки или пороки, но и достоинства – он умел расположить к себе людей. В том числе, кстати, и женщин. В нашей либеральной историографии у Берии создан образ насильника – грубого, циничного, жестокого. Якобы он сотнями насиловал женщин и приказывал… закапывать их тела на территории своего особняка номер 28/1 на Малой Никитской улице (в 1948–1993 – улица Качалова). Этакий советский граф Дракула. На самом деле этот образ далек от реальной действительности. Берия был жесток (как и само время, в котором он жил), коварен, но он не был маньяком, свихнувшимся на почве своих сексуальных перверсий. Этот образ специально придумали в хрущевскую оттепель, а в горбачевскую перестройку намеренно развили с определенной целью – как можно сильнее демонизировать советские спецслужбы сталинской поры, а через них и всю сталинскую систему в целом.
Но вернемся к Зое Федоровой.
Судя по всему, в преддверии войны она продолжала выполнять секретную работу на «немецком» направлении. Точно такую же работу выполняли сотни других секретных агентов госбезопасности, вроде Николая Кузнецова (он же Рудольф Шмидт) или Александра Демьянова (агент «Гейне»). Как мы помним, оба они были «завязаны» на богемную среду, где вращались иностранные дипломаты (для того чтобы Демьянову легко было знакомиться с иностранцами, чекисты предоставили ему лошадь, на которой он по утрам катался в конном Манеже вместе с иностранными дипломатами). Демьянов был вхож и в «келью» Новодевичьего монастыря, где, как мы помним, свил антисоветское гнездо потомственный дворянин Борис Садовский и его жена – бывшая фрейлина Наталья Воскобойникова. Это гнездо вскоре родит на свет чекистскую «фальшивку» – монархическую организацию «Престол», о чем нас еще ждет рассказ впереди.
Вращаясь в богемной среде, Демьянов был дружен с кинорежиссером Михаилом Роммом, который, в свою очередь, имел обширные связи среди творческой богемы и иностранцев и, вполне вероятно, тоже мог в той или иной мере работать на НКВД – не зря же он станет лидером либеральной еврейской элиты в киношной среде. Конечно, в первую очередь лидером ему помог стать его несомненный талант и организаторские способности. Но речь о другом. Ромм оставался лидером на протяжении трех десятков лет, а такое положение без содействия спецслужб представить себе просто невозможно. Режиссер либо был агентом спецслужб, либо использовался ими «втемную» – через агентуру, которая его окружала. Как, например, в случае с Александром Демьяновым и его женой Татьяной Березанцевой, которая тоже была агентом НКВД. А ведь она служила у Ромма вторым режиссером на многих картинах. Впрочем, подробная речь о ней пойдет чуть позже, а пока вернемся на некоторое время назад.
Точно такие же подозрения, как и в случае с Роммом, витают и над другими советскими кинорежиссерами – например, над Александром Довженко.
В годы гражданской войны он, 24-летний молодой человек, воевал против большевиков в рядах армии УНР, был знаком с Симоном Петлюрой. Кроме этого, он преподавал в школе старшин армии УНР, где был на хорошем счету. В итоге, когда Красная армия в августе 1919 года освободила Житомир, петлюровский комиссар Довженко был схвачен Волынской ЧК и приговорен к расстрелу. Однако от смерти его спасло какое-то чудо. Ввиду запроса Губпарткома коммунистов-боротьбистов, было решено приговор до выяснения существа вопроса в исполнение не приводить. Как было сказано в одном из документов: «решено заключить Довженко в концентрационный лагерь до окончания Гражданской войны». Просидел будущий режиссер в житомирской тюрьме (бывшие кельи Иезуитского монастыря) три месяца и своим спасением обязан известному писателю Эллану-Блакитному (настоящее имя – Василий Михайлович Еланский).
Отметим, что Блакитный скончался на 32-м году жизни – 4 декабря 1925 года. Чуть позже он будет провозглашен «буржуазным националистом», «бандитом». Посмертно ему вынесут высшую меру наказания. В 1934 году был демонтирован памятник Эллану-Блакитному, поставленный его друзьями в Харькове. Произведения писателя были запрещены, а все его товарищи по партии боротьбистов расстреляны или сосланы в Сибирь. Только после ХХ съезда КПСС (1956) писатель был реабилитирован.
И снова вернемся к Александру Довженко.
По версии Романа Корогодского (статья В. Жежеры в 2006 году в «Газете по-українськи»), Довженко, вероятно, во время пребывания в тюрьме мог быть завербован ВЧК. И с декабря 1919 года по апрель 1920-го уже служил не петлюровцам, а в Волынском губвоенкомате, где преподавал историю и географию в школе красных командиров при штабе 44-й стрелковой дивизии на Пушкинской улице в Житомире. То есть из петлюровского комиссара Довженко перековался в красного. Впрочем, такой кульбит вовсе не указывает на то, что человек стал работать на ВЧК – это было весьма распространенное явление в годы гражданской войны, когда люди служили сначала одним властям, а потом переходили на службу к другим. Но вот другие факты биографии Довженко на определенные мысли наталкивают. Какие?
В 1921 году на Украине была затеяна очередная партийная «чистка». Поэтому друзья Довженко, помня о его петлюровском прошлом, решили спрятать его подальше – отправили на дипломатическую работу в полномочное представительство Украины в Польше. А в начале февраля 1922 года Довженко переводят на должность секретаря консульского отдела Торгового представительства СССР в Германии. Работая там, будущий режиссер посещает лекции Берлинской Академии высшей школы изобразительного искусства, где знакомится с двадцатилетним художником Николаем Глущенко. Что это за человек?
Глущенко в 1918 году окончил коммерческое училище в Донецке (тогда это был поселок Юзовка) и был мобилизован в ряды деникинской армии. С этого момента начались его скитания: когда армия была разбита, Глущенко с остатками белогвардейских частей попал в Польшу, а оттуда сбежал в Германию. Там он и познакомился с Довженко, который чуть позже поможет ему получить… советский паспорт. Кто-то утверждает, что это произошло по зову души (бывший петлюровец помог бывшему деникинцу). Но есть и другое объяснение этому факту. А именно: в 1925 году Глущенко переехал в Париж, где в следующем году его навестил некий человек из России, составивший по факту этой встречи следующий документ:
«Письмо № 20, параграф № 16. Нами вовлечен в разведывательную работу художник Глущенко Николай Петрович. Общее впечатление позитивно. Считаем целесообразным на первом этапе ориентировать Глущенко на добывание информации о враждебной деятельности и намерениях заграничных антисоветских и националистических организаций, а также расширении контактов с их руководителями». Новоиспеченный разведчик получил псевдоним «Ярема».