Вместе с ним мы вышли из кабинета. И сразу же туда вошли два санитара с носилками. Показались они буквально через минуту, неся закрытое покрывалом тело.
Вместе с Шаповаловым мы покинули этот печальный дом. Осень все настойчивее напоминала о себе, небо заволокло тучами, а ветер был колючий и холодный, словно недовольный выпавшей ему ролью в этом неприветливом мире.
– Нам нужно о многом переговорить, – сказал Шаповалов. – Мне поручено возглавить комиссию по расследованию положения дел в городской прокуратуре. Предстоят серьезные кадровые изменения. Ваши показания могут быть очень важными. Я хочу раскрыть вам одну небольшую тайну. В свое время несколько следователей прокуратуры образовали вроде тайного общества для того, чтобы собирать информацию обо всем, что тут творится. Накоплен серьезный материал. Теперь есть возможность дать ему ход. Так что ждите больших перемен.
Я протянул ему руку.
– Буду рад нашему с вами сотрудничеству. Я так понимаю, дел хватит не на один месяц, а то и год.
– Да, работа предстоит большая, – усмехнулся Шаповалов. – Скоро все узнают такие факты…
– Мне кажется, учитывая ваш возраст, вы сможете сделать в нашем городе неплохую карьеру. Я, как мэр, готов помогать всем толковым и честным людям.
Мне показалось, что последнее мое замечание понравилось моему собеседнику, его лицо озарилось мгновенной улыбкой, которую он попытался, правда, не очень успешно скрыть.
Моя работа имела, по крайней мере, одно преимущество; она подкидывало такое количество самых разнообразных и неожиданных дел, что думать о чем-то постороннем не было никакой возможности. И все же когда появлялись небольшие перерывы между ними, я почему-то снова и снова вспоминал сказанные Ксенией у тела Вознесенского слова о том, что я потерял чувствительность к смерти. Я вдруг ловил себя на то, что она в чем-то права. Да, я переживал каждую гибель, но при этом все равно шел дальше по тому же пути. Хотя знал, что опять будут потери, что они также неизбежны, как дожди осенью. Может, я напрасно устроил допрос Вознесенскому, что я хотел доказать, чего узнать? Мною двигало мое эго, мне хотелось продемонстрировать самому себе свою бескомпромиссность, непримиримость к любому проявлению беззаконию. Я так увлекся этой своей ролью мэра-героя, беспристрастного судьи особенно после статьи Андрея в газете, что уже не мог представить себя в другом амплуа и готов был пойти на все ради его подтверждения. И Ксения своим тонким чутьем поняла это раньше меня. И отвернулась, не стала даже говорить, слушать мои оправдания. Но если это все действительно так, как я думаю, то я – косвенная причина самоубийства Вознесенского.
За весь день я ни разу не вспомнил о Павле, его внезапное появление в моей жизни на какое-то время полностью выпало из моего сознания. И только когда я подъезжал к дому, то подумал о том, что он все это время ничего не ел. Я давно не пополнял запас продуктов в холодильнике, да и вряд ли мальчик бы полез в него. Когда я вселился в эту квартиру, Вознесенский предлагал мне нанять женщину, которая бы готовили и убирала, но я отказался; за своею длительную холостяцкую жизнь, как до женитьбы, так и после нее, я привык ни от кого не зависеть. Это давало мне большую свободу, хотя порой негативно сказывалось на моем желудке.
Я ворвался к квартиру и бросился в комнату, где находился Павел. Ко мне вдруг пришла совершенно идиотская, но страшно перепугавшая меня мысль, что он мог умереть от голода. Слава богу, от голода он не умер, но в глазах его явно сиял голодный блеск. Я вывалил на стол из пакета продукты, купленные в буфете мэрии.
– Ты проголодался, сейчас будем есть. Прости меня, я виноват, я должен был приехать днем и накормить тебя. Но очень было много дел. Обещаю, что завтра я так и сделаю. Или пошлю за тобой машину, чтобы тебя привезли бы в нашу столовую. Ты как не против?
– Нет, – сказал мальчик, жадно смотря на пищу.
Я протянул ему бутерброд и его маленькие, но крепкие зубы стали с невероятной скоростью его перемалывать.
– Ты помнишь, через несколько дней наступит первое сентября, тебе в школу. Ты учился в каком классе?
– В третьем.
– Значит, пойдешь в четвертый. А как ты учился?
– У меня все пятерки, – не без гордости сообщил Павел.
– Молодец. А в какую школу ты хотел бы ходить. В ту что ходил или в другую?
– В другую, – без раздумья, как давно решенный вопрос, ответил Павел.
– Почему, можно узнать?
– Там не будут знать, что случилось с моими мамой и папой, – тихо произнес Павел.
Я почувствовал комок в горле.
– Тебе не стоит стыдиться родителей, они дают нам жизнь и уже этим заслуживают нашу любовь. – Я далеко не был уверен в этом своем тезисе, но если мальчик будет знать, кто на самом деле были его отец и мать, это способно сильно усложнить его жизнь на многие годы.
– А как вы собираетесь поступить со мной? – вдруг спросил он.
Я положил обратно на стол бутерброд, который хотел засунуть в рот.
– Честно говоря, не знаю. У тебя есть предложения? – Павел молча смотрел на меня. – Тебе тут нравится? – Он кивнул головой. – Ну, тогда, если ты не возражаешь, поживем некоторое время вместе. Завтра я позвоню директору ближайшей от нас школы, полагаю, что тебя туда зачислят. Ты не против?
– Нет, – сказал он, и я увидел, как погас тревожный блеск в его глазах.
– В таком случае решение принято. А что будет потом, давай пока не думать. Когда это потом придет, тогда и решим. Согласен?
Павел кивнул головой.
– Тогда будем ложиться спать, время уже первый час.
Но лечь спать мне сразу не удалось. В квартире раздался телефонный звонок. Мне не надо было поднимать трубку, дабы узнать, кто звонит. Я ждал, когда он это сделает. И я сразу понял, что сегодня он на взводе.
– Думаешь, кореш, что ты меня едва не заарканил. Так партия между нами еще не сыграна. Тогда был твой ход, сейчас – мой. Ты поди помнишь про мой сюрприз, что я обещал тебя им порадовать. Думаешь, что я говорил о нападении на этот говеный комбинат. Ошибочка тут у тебя вышла, сюрприз-то совсем другой. И узнаешь ты о нем совсем скоро. Так что жди, недолго осталось. А здорово я твоего дружка там подстрелил. Теперь твоя очередь. – В трубке раздался какой-то нервный хохот, затем – гудки.
Первый мой импульс был – позвонить Климову. Пусть организует поиск этого убийцу, прочешут весь город, все окрестности. Его надо найти немедленно. Он явно чувствует, как таит льдина под его ногами, а потому готов пойти на совершение самых страшных и безумных поступков. Например, взорвать школу первого сентября. О количестве возможных жертв даже страшно подумать. Но что ему до таких пустяков. Или еще что-нибудь придумает, как показывает практика, фантазии и дерзости ему не занимать.
Я поспешно набрал номер Климова. Он уже спал и потому его голос звучал не слишком приветливо. Но узнав меня, он тут же переменился. Я поведал ему о звонке.