Соната незабудки | Страница: 32

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Когда пришел доктор, мать и дочь бросились к нему: Одри забрала у него мокрое пальто, а Роуз практически подтолкнула его к лестнице.

— Она в бреду, доктор, лихорадка становится сильнее, — повторяла Роуз, обеспокоенно качая головой. — Она обильно потеет и бормочет что-то о чудовищах. Надеюсь, вы сможете облегчить страдания ребенка.

Доктор Свонсон, пожилой англичанин с густыми кудрявыми волосами, похожими на шерсть барашка, и румяным круглым лицом человека, не отказывающегося от нескольких стаканчиков крепких напитков после тяжелого трудового дня, последовал за Роуз в спальню Айлы, прихватив с собой черный медицинский чемоданчик, который всегда был предметом острого любопытства сестер, когда они были детьми. Теперь этот чемоданчик выглядел зловеще, и Одри охватил ужас.

Увидев воспаленные глаза Айлы, доктор подошел к краю кровати и нахмурился.

— Э, да у тебя жар, моя девочка, — сказал он, положив свою холодную руку ей на лоб.

Айла молча смотрела на него, опустошенная болезнью, которая с бешеной скоростью высасывала из ее тела энергию.

— Она была очень бледной, когда вернулась сегодня днем из школы, — сказала Роуз, ломая руки. — Все произошло очень быстро. В одну секунду у нее поднялась температура, а в следующую она уже вся горела.

Доктор Свонсон подтянул стул и сел, поставив на колени свой черный чемодан.

— Я умру? — вдруг спросила Айла.

Доктор Свонсон удивленно хмыкнул.

— Не от гриппа, моя дорогая. От гриппа еще никто не умирал, — убедительно сказал он, вынимая длинный черный стетоскоп.

— Правда, Айла, не говори такого! — закричала Одри, ища глазами поддержки у матери.

— Подумать только, Айла оказалась такой трусишкой, — улыбнулась Роуз, стараясь казаться веселой. Но она чувствовала себя неспокойно, словно материнский инстинкт подсказывал ей горькую правду. — Пойдем, Одри, не будем мешать доктору, — сказала она, уводя старшую дочь из комнаты. — Пойди и поговори с братьями Форрестер. Генри, должно быть, навел на них скуку деловыми разговорами. Они пришли не для того, чтобы обсуждать бизнес. Для этого у них был целый день.

Но Одри не хотелось уходить.

— Я хочу подождать доктора с тобой.

— Нет, милая. Сесил расстроится, если ты не спустишься.

— Айла важнее, — попробовала протестовать девушка.

— С ней все будет в порядке. У нее просто сильный грипп. Как сказал доктор, от гриппа еще никто не умирал.

— Хорошо, я пойду вниз, но только если ты пообещаешь рассказать нам, что сказал доктор.

Роуз кивнула и ласково подтолкнула дочку под локоть. Одри слышала, как мать вернулась в комнату Айлы и закрыла за собой дверь.

* * *

Атмосфера в гостиной была напряженной. Альберт и двое младших братьев играли в вист за карточным столиком в углу комнаты. Одри присела на диван рядом с Луисом. Сесил внимательно наблюдал за ней, сидя в кресле.

— Как она? — спросил Генри своим обычным флегматичным тоном, каким спрашивал о погоде.

— Ей очень плохо, папочка, — грустно ответила Одри.

— Бедная девочка, — сказал Луис, не отрывая взгляда от Одри.

Одри знала, о чем он думает, но, к своему удивлению, не почувствовала ничего, кроме страха за сестру.

— Она ужасно выглядит, — продолжала Одри. — Еще совсем недавно все было нормально, а потом эта болезнь…

— При гриппе первая ночь всегда самая тяжелая, — сказал Сесил, желая успокоить ее. — А затем тихим голосом добавил, переводя взгляд с Одри на Генри: — Может быть, нам лучше уйти?

— Ни в коем случае, Сесил, — ответил Генри, беря портсигар. — Хотите сигару?

Сесил заглянул в коробку.

— Очень хорошие сигары, свежие, доставлены из Гаваны, — с гордостью заметил Генри. — Луис?

Луис отрицательно покачал головой. Сесил взял сигару и откинулся на стуле, чтобы закурить.

— Айла — крепкая девочка, она поправится, вот увидите, — продолжал Генри, улыбаясь Одри. — Как мало нужно, чтобы посеять панику в моей семье! — хмыкнул он. — Еще никто не умирал от гриппа!

Одри молчала. Сесил с отцом говорили о политике и промышленности. Затем разговор плавно перешел на маленький остров в сотнях миль отсюда, который они считали своим домом. Луис хотел взять возлюбленную за руку, чтобы успокоить, но ему вдруг показалось, что мысли ее где-то очень далеко. Еще немного, и она отнимет у него свою любовь… Он ощутил, как сжалось сердце при мысли, что Одри медленно от него отдаляется. Луис чувствовал — должно произойти нечто важное. Ему стало не по себе от сознания надвигающейся опасности.

Наконец Одри услышала, как наверху приглушенными голосами переговариваются доктор и мама. Она напрягла слух, но не смогла разобрать слов. Затем они спустились в коридор. Мама подождала, пока доктор наденет пальто, и попрощалась с ним бодрым голосом, что Одри сочла добрым знаком. Роуз вошла в гостиную, выдавила из себя улыбку, которая далась ей нелегко.

— Айла поправится, — сказала она, обращаясь к Одри. — Эта ночь будет тяжелой, но к утру ей станет лучше.

— Можно мне увидеть ее? — спросила Одри.

— Да, но не надолго, ей нужно отдыхать, — ответила мама, опускаясь на стул. — Быть матерью — нелегкая задача, — сказала она и вздохнула. — О детях беспокоишься, даже когда они уже далеко не дети.

Луис смотрел, как Одри выходит из комнаты, и хотел последовать за ней. Он понимал, что если дождь не мог стать преградой для их ночного свидания, то болезнь Айлы — совсем другое дело. Сестра была для Одри самым близким в мире человеком. Луис посмотрел на Сесила, который курил сигару, и понял, что за стальным спокойствием тот прячет сильные эмоции. Тем не менее намерения брата возмущали его. Как он смеет даже думать об Одри! Ему страшно хотелось разрушить надежды Сесила, но он понимал, что следует подождать, пока Айла поправится, потому что до этого момента Одри будет всецело принадлежать сестре.


Дождь лил бесконечным потоком. Луис и Сесил, прячась под зонтами, возвращались в клуб. Они молчали, погруженные в свои мысли. Сесил беспокоился об Одри, молясь, чтобы к утру Айле стало лучше, Луис же не мог побороть раздражение и злость. Одри не замечала его присутствия! Взбешенный тем, что она отнеслась к нему с такой холодностью, он сел на обтянутый гобеленом стул, не снимая промокшей одежды, и стал заливать свою печаль алкоголем, вымещая свое страдание на костяных клавишах фортепиано, до тех пор пока брат и полковник Блис силой не оттянули его от инструмента и не заперли в спальне.

— Мой дорогой друг, — обратился полковник к Сесилу за стаканчиком виски позже вечером, — этому молодому человеку необходима дисциплина. Армия пошла бы ему на пользу. Сделала бы из него мужчину. Не стоит плакать из-за женщин. Они того не стоят, эти мегеры. — Он с силой опустил стакан на стол и подумал о Шарлотте Осборн. — Мегеры! Все они такие, — добавил он, фыркнув.