— Я напишу ему записку и оставлю в холле.
— Хорошо.
— Я боюсь, — робко сказала она.
— Я тоже. Но в самолете тебе станет легче.
— Надеюсь.
— Так и будет. Одри, любовь моя, мы созданы друг для друга. Наше чувство сильнее нас.
— Я знаю. Просто мне очень страшно.
— Чего ты боишься?
— Причинить боль близким.
— Они справятся, Одри. Ты делаешь это ради себя, ты заслуживаешь счастья. — Он прижался губами к ее лбу. — Помни о своих мечтах, Одри, любовь моя, и о том, что все мои мечты о тебе.
В этот момент они услышали в холле шаги Мерседес, которая шла в столовую, чтобы убрать посуду после завтрака. Они отстранились друг от друга, Луис подошел к пианино, сел и поднял крышку. Он снова играл мелодию, написанную для нее. Оставив его в гостиной, Одри поднялась в свою комнату, чтобы сложить в небольшой чемодан те вещи, которые она хотела взять с собой. Потом она услышала, как хлопнула дверь, и поняла, что он ушел. Теперь она увидит его уже в аэропорту. Вот он, первый шаг к совместной жизни. Стараясь больше не думать об этом, она начала паковать вещи.
А как собирают вещи люди, уходя навсегда? Что берут с собой? Одри не знала. Она положила в чемодан мыло и мочалку, кое-какую одежду и несколько безделушек, которые были дороги ей как память: фотографии Айлы, засушенные цветы, оставшиеся от похорон, маленький молитвенник, подаренный в детстве отцом. После этого Одри села на край кровати и задумалась. Чем занять себя в оставшееся до отъезда в аэропорт время?
Вдруг она увидела два коричневых уха, торчащих из-под стула. Ее сердце забилось, когда она узнала любимого Потрепанного Кролика Леоноры. Одри подошла и подняла его. В ее дрожащих руках кролик казался таким одиноким и маленьким… Она прижала его к лицу, закрыла глаза, но слезы все равно катились по щекам. Ее начало так трясти, что она не удержалась на ногах и опустилась на ковер, задыхаясь от отчаяния. Притворяться больше не было смысла. Она не может так поступить! Для нее дети всегда будут на первом месте. Она должна позволить Луису уйти.
Сердце разбивается бесшумно. Не остается ни ран, ни кровоподтеков, ни ушибов. Когда нет слез, чтобы рыдать, нет голоса, чтобы изливать тишине свое горе, а есть только безразличие, которое, подобно наркотику, притупляет все чувства, приходит странное ощущение покоя. Иначе как бы люди продолжали жить? И все-таки они выживают. Вопреки всему.
Одри села за стол и начала писать. Но не Сесилу, как планировала, а Луису. Она замерла перед чистым листом бумаги, не зная, как рассказать ему о своем решении. Одри понимала, что, как бы она ни старалась объяснить, все равно причинит ему боль. «Прости мне мою слабость. Я всегда буду любить тебя. Всегда». Затем она положила в конверт с письмом Потрепанного Кролика, еще мокрого от ее слез, и запечатала. Когда она вышла из дома и отправилась в аэропорт, ее лицо потускнело от горя.
В зале ожидания аэропорта Луис напряженно искал Одри в толпе. Посмотрев на часы, он понял, что приехал рано. На целых пятнадцать минут раньше. Он нервничал, от волнения до боли сжимая кулаки, потом вынул из кармана платок и вытер вспотевший лоб. Несколько минут спустя он решил забрать билеты, чтобы хоть чем-нибудь занять себя. Пробираясь к кассе, Луис лихорадочно вглядывался в лица, надеясь, что вот-вот ее улыбка, подобно солнечному лучу, рассеет его тревогу.
— A-а, мистер Форрестер, — сказала дама с ярко накрашенными под цвет алого шелкового галстука губами. — Вот ваши билеты. Кстати, у меня для вас письмо.
Луис побледнел от неожиданности. Дама вручила ему коричневый конверт. Он сразу узнал почерк Одри. Разорвав конверт, он вынул записку и кролика. Читать не было необходимости, он и так знал, что там написано. Угрюмое выражение мордашки Потрепанного Кролика говорило больше, чем любая записка. Но Луис все равно прочитал, и в глазах у него потемнело от боли. «Прости мне мою слабость. Я всегда буду любить тебя. Всегда». Слезы подступили к глазам. У Луиса больше не было сил бороться со своим горем. Накрашенная дама в замешательстве хлопала глазами. Она никогда не видела, чтобы взрослый мужчина плакал.
Когда вечером Сесил вернулся домой, поцеловал жену в холодную щеку и потянулся к графину с виски, он даже не подозревал, насколько был близок к тому, чтобы потерять ее.
— Где Луис? — спросил он.
Сесил уже успел привыкнуть к тому, что дома его встречает игра Луиса и жена, щеки которой ярко пылают от волнения, которое она тщетно пытается скрыть.
Одри отметила горечь в его голосе.
— Он уехал, — ответила она, беря журнал и направляясь к двери, ведущей в сад.
Сесил пошел за ней.
— То есть как уехал? — переспросил он, предполагая, что Луис просто пошел в клуб перекусить.
— Он вернулся в Англию. — Одри судорожно вздохнула. Она плакала весь день, то успокаиваясь, то снова захлебываясь рыданиями. Сначала она надеялась, что Луис вернется за ней, а потом — что он сел в самолет и улетел. Только приняв ванну, она смогла, наконец, собраться с силами, чтобы взглянуть в глаза мужу и встретить первый из множества уготованных ей дней безрадостной жизни.
— Он даже не попрощался, — запинаясь, пробормотал Сесил. Злоупотребление алкоголем негативно сказывалось на его дикции, которой в прежние времена все так восхищались.
— Нет, он попрощался. Я отдала ему Потрепанного Кролика для Леоноры, — ответила она, стараясь, чтобы голос звучал естественно. Одри приходилось делать над собой усилие, чтобы снова не разрыдаться. Чтобы спрятать от мужа лицо, она вышла в залитый солнечными лучами сад и стала подрезать цветы.
— Я рад, что ты все-таки нашла игрушку.
— Да, Леонора обрадуется.
— Интересно, почему он так внезапно уехал? — размышлял вслух Сесил, расположившись на террасе.
— Ты знаешь своего брата лучше меня, — ответила она. — В прошлый раз он тоже уехал, никого не предупредив.
Сесил замер, глядя, как она, подобно тени, грустно бродит по саду.
— Понятно. — Его вздох больше походил на приглушенный стон. Он осушил стакан. — Думаю, теперь мы его увидим не скоро.
Одри смахнула слезу. Она была не в состоянии говорить. Чтобы избежать продолжения разговора, она отошла в дальний уголок сада и притворилась, что подрезает цветы, хотя здесь росли только папоротники и вечнозеленые растения. Сесил встал и вернулся в дом. Когда Одри осталась одна, ей стало легче.
Сомнений не было. Несмотря на пьяный туман в голове, Сесил понимал, что сегодня ему есть за что благодарить судьбу.
Тетушка Эдна первой появилась в доме Форрестеров, когда по общине распространился слух о внезапном отъезде Луиса. Уже смеркалось, и Одри решила лечь спать пораньше. Внезапный приход тетушки стал для них с Сесилом настоящим сюрпризом.