– Я вынуждена снова призвать всех к порядку, – вмешалась Себастьяна, прежде чем кто-либо успел раскрыть рот. – Следует отвечать лишь на то, что написано на этих листках, – она взяла в руки поднос, – и ни на что другое. – Ты сама должна понимать, милочка, – обратилась она ко мне извиняющимся тоном, – что, если не будет порядка, нам придется сидеть тут вечно, перебрасываясь бесчисленными вопросами, перескакивая с одного на другой, и…
Перебив Себастьяну, Мадлен стала отвечать:
– Кровь не останавливалась с тех пор, как я перешла из обычной жизни в свое нынешнее состояние. Ни разу. И остановится ли когда-нибудь, не знаю. Но я надеюсь, очень сильно надеюсь. У нас есть план, и ты…
Себастьяна, недовольная, что ее не послушались и к тому же не дали ей договорить, в свою очередь прервала речь Мадлен:
– Вижу, для того, чтобы ты действительно поняла, что представляют собой эти существа , говорить о них должна я…
– Ну так и говори, – поддразнил ее Асмодей. – Пожалуйста: вся эта пустая болтовня уже утомила меня, все эти тайны загробного мира и апокрифы… Лучше бы дали позаниматься с нашей ведьмочкой мне. Я ведь, знаете ли, умею быть забавным. Расскажи, – проговорил он, наклоняясь поближе к священнику, – что ты почувствовал, когда просунул свой… – Себастьяна остановила изверга стуком серебра по хрусталю. – Ах! – воскликнул тот. – Сколь, оказывается, мы целомудренны, дорогая S. Но меня не одурачишь.
– Вот именно, – парировала его выпад хозяйка замка, – одурачить дурака попросту невозможно.
Асмодей замолчал. Он катал виноградины между пальцами, давил их и высасывал, расплевывая косточки направо и налево. И, занимаясь этим, не сводил с меня глаз. Наконец он стал плеваться косточками в меня. Несколько их упало совсем рядом. Они матово поблескивали на мраморе стола.
Не обращая на Асмодея внимания, Себастьяна заговорила о призраках.
– Видимо, природа их чем-то схожа с нашей, – сообщила она, – то есть с природою ведьм и демонов. Рассказы об инкубах и суккубах встречаются у древних евреев, египтян, греков, римлян, ассирийцев и персов… Практически каждая из цивилизаций прошлого оставила тексты, повествующие о подобных существах, которые «рождены от нечистого семени».
– Черт его знает, на что бы оно могло быть похоже, – удивился Асмодей. – Мое, например, чистое, как сотовый мед. – Он провел правой рукой, на которой не было колец, по груди, затем опустил ее ниже, к бедрам, и, не стесняясь, заработал ею вовсю; на лице его застыла маска блаженства, и я была вынуждена отвернуться.
– Некоторые полагают, что эти существа рождаются из семени совершающих «грех Онана» либо из «нечистых помыслов», этого, так сказать, «умственного эякулята».
– Себастьяна, – пропел Асмодей, – мне пришла в голову блистательная идея: почему бы не попросить эту парочку порезвиться друг с дружкой прямо тут, перед нами. А еще лучше, пускай позабавятся у нас на глазах с этой ведьмочкой!
Себастьяна продолжила, словно не расслышала ничего, сказанного Асмодеем.
– Некоторые говорят, что призраки рождаются от женщин. Что суккуб принимает семя, а затем передает инкубу, который извергает его в утробу смертной женщины. Другие придерживаются того мнения, что суккуб исторгает семя у недавно повешенных и хранит его в своем лоне, пока…
– Ну разве это не замечательная картинка? – спросил саркастически Асмодей. – Расскажи-ка, Мадлен, тебе приходилось бродить между виселицами в поисках такого рода утех? Это правда, что тела мертвецов становятся одеревеневшими и такими твердыми, что извлекать из них семя можно сколь угодно долго, пока оно не иссякнет? А ну-ка, поведай!
Себастьяна продолжила без комментариев:
– Христиане зовут их «лилим», то есть детьми Лилит.
– Вы хотите сказать, – начала я, – что сами не знаете…
– Мы ничего не знаем наверное, – ответила Себастьяна и продолжила, высказав мысль, которая, однако, не произвела на меня особого впечатления: – Но именно вера в то, что мы ничего не знаем, помогает поверить во все или хотя бы во что-нибудь.
На этом мой мозг отказался работать дальше, и наступила звенящая тишина, которую вскоре нарушил, конечно же, Асмодей:
– Разумеется, и ничто из всего вышесказанного не помешает нам верить как в полные всякой жути россказни об инкубах, чей петушок вырезан из рога и покрыт льдинками, так и в сладкие повести о суккубах с холодным и ненавистным лоном, из нижних уст которых вечно сочится…
Себастьяна постучала кольцом:
– Замолчи, скотина!
– Не я начал , – возразил Асмодей, – и вообще все это не мною придумано.
– И запомни, что я и есть та самая «жуть»; да, я родом как раз из этих легенд, преданий и не чужда им . – Мадлен была в бешенстве.
– Это твоя проблема, душенька, – заявил Асмодей, отмахиваясь от девицы-суккуба, как от назойливой мухи; это могло послужить прелюдией к настоящей схватке, но отец Луи поспешил предотвратить их стычку словами:
– Сейчас же остановись! Я приказываю! – Он обращался не к Асмодею, а к Мадлен. – Почему, – вопрошал он, – почему ты должна вечно принимать эти муки, эти страдания? – И, перейдя на шепот, долго еще говорил что-то Мадлен.
Я не могу записать здесь, о чем именно, ибо сама не все расслышала, но по его тону могу судить, что он ее успокаивал. Ее гнев утих, и, кивнув мне, она исчезла. Пропала. Поскольку я не слишком сведуща в свойствах тумана, паров, снега и дождя, то лишь скажу, что вот она только что сидела за столом напротив меня – и вдруг ее не стало.
Я приподнялась со своего места и посмотрела на пляшущие языки огня.
Какое-то время я наблюдала за ними, пока те не замерли в своем танце, и Ромео, взяв меня за руку, не подвел меня к прежнему моему месту. Ясно, что, даже будучи обыкновенным смертным, он успел насмотреться подобных чудес и стал к ним равнодушен. Подойдя к столу, он тут же вспомнил о своих обязанностях и принялся собирать на поднос хрусталь и грязные тарелки.
– Уже поздно, – сказала Себастьяна, – даже ведьмы нуждаются в сне, так же как, впрочем, полудемоны и юные бретонцы.
Поскольку она не упомянула о призраках, я взглянула на отца Луи… вернее, на то место, где еще недавно сидел отец Луи, потому что он тоже испарился. Оживший огонь подтвердил мою догадку.
Себастьяна пожелала спокойной ночи отсутствующим привидениям и снова позвонила в латунный колокольчик. По-видимому, это входило в некий ритуал, который сопровождался еще каким-то быстрым речитативом – должно быть, чтением заклинаний. Последние привлекли было мое внимание, но Себастьяна напомнила мне:
– Остаются еще два вопроса. Позволь ответить на них мне самой.
Она взяла первый из сложенных листков и прочла вслух:
– «Почему меня спасли?» – Ответ был дан без промедления: – По двум причинам, милочка. Во-первых, ты ведьма, и притом весьма необычная и, думаю, очень талантливая, а потому заслуживаешь того, чтобы тебя защищали. Во-вторых, если бы мы не спасли тебя, ты была бы… ты бы нашла в монастыре печальный и несправедливый конец. – (Я вспомнила о сестре Клер, и сердце мое сжалось, будто кулак.) – Но была и третья причина: мы хотим, чтобы ты кое-что сделала, а некоторые из нас хотят этого особенно сильно, потому что на это способна лишь ты одна.