– Очень вкусно! – восхищалась Ляля. – Мама бы узнала, что я на ночь ем, да еще торт, убила бы.
– Какая суровая у вас мама!
– Есть такое, – закивала Ляля. – Так как я с пяти лет занималась хореографией, мне как будущей балерине необходимо было быть хрупкой…
– Так вы балерина! – воскликнула Маргарита.
– Нет, – покраснела она. – Вовремя опомнилась, несмотря на жесткое сопротивление мамы. Подумала, что зефирно-сказочная жизнь в серпентарии не для меня, мозги иметь гораздо лучше, чем натренированное тело…
– Лучше, конечно, то и то, – сладко улыбнулась Маргарита.
– Вот и я так решила, поступила в университет, учусь на искусствоведа.
– Как интересно, – потухшим голосом произнесла Маргарита, подумав, что девушка вряд ли купит у нее кулон или браслетик.
– Да, мне это нравится гораздо больше, чем у станка с утра до вечера стоять…
– Действительно, – поддержала Маргарита, – зачем идти на завод, когда…
– Я имею в виду балетный станок, – хихикнула разрумянившаяся от горячего чая Ляля.
– Ой, ну да, – смутилась Маргарита. И чтобы замять неловкость, перевела разговор на другую тему. – А ваши родители в Москве?
– Да, папа – бизнесмен, мама – бывшая артистка, живут за городом, иногда в Москве, у них огромная квартира в центре, а мне эту двушку купили, хотят, чтобы я самостоятельная была.
– Это хорошо, – изрекла Маргарита и встала из-за стола. – Хорошо, что вы искусствовед, хочу показать кое-что…
Она принесла браслет и цепочку с кулоном, положила на стол перед гостьей.
– Нравится?
Рассмотрев украшения, Ляля похвалила.
– Очень красиво, у мамы есть похожие. Дорогие ювелирные изделия. Цепочка тысячи три евро, браслет тысяч пять-семь, ну и кулончик где-то так же. Вы что, хотите их продать?
Маргарита вздохнула:
– Да, возникли некоторые материальные затруднения…
– Могу помочь, – улыбнулась Ляля. – У меня в универе подруг полно, купят сразу.
– Ой, спасибо, – обрадовалась Маргарита и вдруг решила показать еще кое-что. Она принесла бархатную старинную коробочку, вытащила оттуда камею и протянула Ляле.
– А вот это?
У Ляли загорелись глаза.
– Какая прелесть! Это старинное украшение! Ее вы тоже продаете? Она, вероятно, очень дорого стоит!..
– Нет, что вы, – испугалась Маргарита. – Ее нельзя продавать, она передается по наследству в нашем роду… – И она рассказала Ляле о семейном предании.
Полюбовавшись камеей, Ляля с сожалением отдала ее Маргарите.
– Это работа гениального мастера, – грустно вздохнула она. – Удивительная вещь.
– А поступить в ваш университет на искусствоведа сложно? – поинтересовалась Маргарита.
– Да не очень, – улыбнулась Ляля. – Хотите, я вас подготовлю?
– Спасибо, я подумаю, – смутилась Маргарита. – Я рада, что познакомилась с вами, вы очень милая…
– Спасибо, взаимно, вы мне тоже очень понравились, а давайте на «ты»…
– Давай, – обрадовалась Маргарита.
Суржиков приехал к Чарущеву в фотоателье, и тот, увидев следователя, не сдержался и ехидно процедил:
– Неужели хотите сообщить, что убийцу нашли?
Аккуратно усевшись на стул, Суржиков язвительно улыбнулся:
– Пока нет, но благодаря вашей невесте только этим и занимаемся.
– Какой невесте? – с недоумением уставился на него Чарущев. – Нет у меня никакой невесты!
– Значит, ее папа генерал что-то перепутал.
– Постойте, постойте, это не Ольга Костенко?
– Она недовольна ходом расследования.
Чарущев смущенно замахал руками:
– Ольга моя коллега, художница… Мы с ней на днях на выставке разговорились, я и упомянул о своих проблемах, а она, оказывается, инициативу проявила, очень мило с ее стороны, но я ее ни о чем не просил.
Следователь недоверчиво прищурился и внезапно спросил:
– Вы, случайно, не знакомы с антикваром Арнольдом Чижиковым?
От неожиданности Чарущев едва заметно вздрогнул.
– Арнольд Чижиков? Что-то знакомое, вполне возможно, я с ним пересекался где-нибудь.
– Может быть, по поводу картины Крамского «Неизвестная»?
Владелец фотостудии удивился и пожал плечами.
– А какое я могу иметь отношение в картине Крамского?
– Не знаю, поэтому спрашиваю.
Чарущев неестественно улыбнулся:
– Не говорите загадками! Я не понимаю, что вы от меня хотите.
Суржиков начал злиться:
– Вчера было совершено нападение на антиквара Арнольда Чижикова.
Чарущев хлопнул себя по лбу.
– Арнольд Чижиков – антиквар, конечно, знаю его, так бы сразу и сказали. А при чем здесь Крамской?
– Коллеги антиквара утверждают, что он беспокоился, будто картина «Неизвестная» украдена из музея, а вместо нее висит состаренная копия, написанная на холсте того времени…
– Какая чушь! – вспыхнул Чарущев. – Кто этим будет заниматься и зачем?
– Тот, кто хочет продать оригинал какому-нибудь коллекционеру за большие деньги, а чтобы никто не искал картину, заменить ее хорошей копией. Мы подали запрос в Третьяковскую галерею.
– Проверяйте, но по поводу Арнольда я вам однозначно скажу: выжил он из ума, вот ему кто-то морду и набил.
– Может, оно и так, но что-то мне подсказывает, в словах Арнольда могла быть истина, и он занимался поисками Маргариты Вишневской, сестру которой убили в вашей фотостудии и которая заказывала фотографии у вас.
Чарущев попытался сохранить хладнокровие, но тревожный блеск в его глазах и дрожащий голос выдавали волнение:
– Какая ерунда, и при чем здесь я?
– При том, что вы осматривали у Башлыкова картину на предмет ее подлинности, это была картина Крамского?
Чарущев заерзал.
– Хорошо, я скажу. Башлыкову кто-то продал отличную копию картины Ивана Крамского «Неизвестная», я ему сказал, что подлинник, конечно, находится в музее, он рвал и метал. Он же невежда и совершенно ничего не понимает в живописи, поэтому его легко надули, вот и все. А при чем здесь Арнольд и Вишневская, понятия не имею. Если не верите мне, спросите у Башлыкова.
– Башлыков в Англии, – бросил Суржиков, поднимаясь. – Поэтому спросить его пока нет возможности…
– Очень жаль, – буркнул Чарущев. – И я больше помочь ничем не могу…