— Вера сама вам ответила?
— Нет, трубку снял Вадим. Мы с ним недолго поговорили…
— О чем?
— О челночном бизнесе. Я сказала, что уже купили билет на автобус до Новосибирска, и надо, чтобы Вера посидела с Валериком, пока я провожу Илью. Вадим удивился: «Неужели хотите зажировать на сомнительной торговле?» — «Нам, — говорю, — не до жиру, быть бы живу». Вадим вздохнул: «Ох, челноков давят такими поборами, что надо иметь изворотливый ум, чтобы выжить». — «Другие ведь как-то выживают». — «Это в основном те, кто насобачился объегоривать законы. А таким, как вы с Ильей, в челночном бизнесе ничего не светит. — И отвернувшись от трубки, крикнул: — Веруня, иди с Ниной поговори». Вот весь мой разговор с Вадимом.
— Вадим знал Илью в лицо?
— Его все сотрудники казино хорошо знали. А что?
— Просто уточняю. Получается, будто Морев, как и Вера, тоже отговаривал вас от той поездки.
— Вы так считаете?.. Мне же думается, Вадим хотел посоветовать: не лезьте, мол, не в свое дело. Когда Вера уходила ко мне, он прямо ей сказал: «Убеди Нину, что челночный бизнес — не ее стихия».
— В таком случае, Вера отговаривала вас не в силу своей интуиции, а по подсказке Вадима.
— Не знаю.
— В ту ночь, когда ограбили автобус, Морев дома был?
— По словам Веры, Вадим с Джоном Иванычем собирались ехать в Новосибирск за игровыми автоматами, но уехали они или нет, мне не известно.
— Вера разве не у него ночевала?
— Нет. Я вернулась с автовокзала в сумерках, и она осталась ночевать у меня. Мы с ней долго проговорили на кухне.
— О чем разговаривали?
— О разном. Вначале Вера передала слова Вадима о бесперспективности задуманного мною дела. Потом о своих отношениях с Вадимом рассказала, которые, как я поняла, тоже никакой перспективы для сестрицы не сулили.
— Почему?
— Как с усмешечкой сказала Вера, без радости была любовь, разлука будет без печали.
— Они уже тогда надумали расстаться?
— Так я поняла.
— Из-за чего?
— Видимо, из-за того, что Вадим даже за два года не смог забыть Надежду Хрусталеву. «Знаешь, Нин, — сказала Вера, — он до сих пор не только во сне, но и наяву часто называет меня Надей».
— А не Красноперов ли явился яблоком раздора?
— О Красноперове я услышала от сестры только вчера. В тот раз, когда Вера заночевала у меня, она по забывчивости оставила видеокассету с записью юбилейного торжества Алевтины Тарасовны. Вчерашним утром забежала за ней и ошарашила: «Нин, ты только не падай в обморок от новости, которую сейчас расскажу». — «Что случилось?» — не на шутку перепугалась я. «Пока ничего, но скоро случится очевидное-невероятное. Помнишь Всеволода Красноперова — друга Коли Бормотова?» — «Помню». — «Как он тебе, нравится?» — «Мужик как мужик». — «Нет, интересный мужчина, правда?» — «Что из этого?» — «Сегодня я поеду с ним в райцентр. Посмотрю тихий городок и, если понравится, мы с Всеволодом обвенчаемся». — «Как обвенчаетесь?!» — «Как нормальные люди, через загс и церковь». — «Не сходи с ума! Чем тебе Вадим плох?» — «Вадима околдовала Надя Хрусталева, а без меня Всеволод жить не может». — «Глупышка, он переспит с тобой и выставит за дверь. Куда тогда подашься?» — «Со мной не заснет и не соскучится. Короче, поживем — увидим. Ты, Нин, не впадай в отчаяние. Что ни делается, все к лучшему». После этого достала из сумочки сберкнижку, передала мне и говорит: «На прощание я открыла тебе валютный счет. Здесь десять тысяч баксов. Если умру, часть из них потрать на похороны. Остаток весь твой». — «Ты в райцентр едешь венчаться или умирать?» — «Как получится. Ни то, ни другое меня не пугает. Чему быть, того не миновать». — «Где столько долларов взяла?» — «Всеволод дал. Он очень богатый бизнесмен. А Вадим хотел на мне подработать. Поставил на рулетку и проиграл Всеволоду». — «Красноперов выиграл тебя у Вадима, что ли?» Вера засмеялась: «Не знаю, может, наоборот. Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло». — «Верочка, одумайся, ради бога!» — «Нин, ты прости меня. Не хочу быть для Вадима резиновой куклой из секс-шопа. Чтобы сказать Всеволоду “да”, я думала полгода. А жить мне совсем чуточку осталось». Торопливо обняла меня, поцеловала и на прощание весело махнула рукой.
— Морев не разыскивал ее? — спросил Таран.
Нина промокнула глаза платочком:
— Не знаю. Ко мне Вадим не обращался.
— Анатолий Викторович, какой дорогой поедем? У Раздольного свернем или через Таежный? — впервые за время пути подал голос Федя Жильцов.
Таран огляделся:
— Поворачивай у Раздольного. Здесь ближе до райцентра.
При опознании сестры в морге Нина Большанина сказала всего одну фразу:
— Господи, лежит будто живая… — И заплакала.
Оставив Лимакина оформлять протокол, Бирюков с Тараном вышли из морга. Таран сразу спросил:
— Как ведет себя Митяй Алтынов?
— Как попавшийся с поличным конокрад: я — не я и лошадь не моя, — ответил Бирюков. — Все три продавщицы, поочередно участвовавшие в опознании, заявили, что именно этот парень заглядывал в винный магазин и спрашивал хозяина. Потом припугнул их каким-то указом президента России насчет снижения цен на коньяк и укатил в черной иномарке. Алтынов же упорно бубнит, мол, девушки ошиблись. О бандитском нападении на автобус вообще ничего не знает.
— А что, Антон Игнатьевич, если провести небольшой эксперимент… — Таран подозвал сидевшего за рулем машины Жильцова. — Федя, как у тебя с музыкальным слухом?
Жильцов пожал плечами:
— Вроде бы медведь на ухо не наступил.
— Голоса певцов различаешь?
— Кобзона от Преснякова-младшего отличу.
— А Людмилу Зыкину от Анжелики Варум?
— Запросто.
— С такими способностями тебе бы в телевизионном «Музобозе» работать, а ты у нас баранку крутишь. — Таран посерьезнел. — Надо, Федя, послушать одного из подозреваемых в нападении на автобус, где у тебя деньги и крест с цепью отобрали. Попытайся по оттенкам его голоса и по фигуре определить, не участвовал ли он в бандитской симфонии.
— Попытаюсь. Попытка — еще не пытка…
«Прослушивание» проводили в кабинете Славы Голубева. Когда хромающий на правую ногу Алтынов уселся на предложенный стул, Таран сказал:
— Здравствуй, земляк.
— Здравствуйте, Анатолий Викторович, — хмуро ответил Алтынов.
— Не забыл наши прежние встречи?
— Незабываемое трудно забыть.
— Опять в уголовщину залетел?
Митяй ухмыльнулся:
— Рожденный летать, ползать не может!