Через год супружеской жизни Бормотов однажды спросил: «Надюша, когда у нас появится вершина любви?» — «Что?» — не поняла жена. «Помнишь, старую песню: и вершина любви — это чудо великое дети», — шутливо пропел Николай. Надежда потупилась: «Детей у меня не будет никогда». — «Почему? Ты разве больна?» — «Я, Коленька, здорова, как лошадь, но по молодости круто залетела», — густо покраснев, тихо ответила Надя. Бормотов без лишних объяснений тему о детях «закрыл» навсегда. За это, по словам Нади, она стала любить его еще сильнее.
Непонятные странности Николай стал замечать за женой в последние дни. То она испуганно вздрагивала, когда в поселок заезжала черная иномарка, которых расплодилось — хоть отбавляй, то вдруг ей начинало казаться, будто в сумерках под окнами дома кто-то крадучись ходит, то снилась какая-то «чертовщина», вроде сегодняшней.
«Надо потолковать с Надюхой по душам. Только бы не ляпнуть ей чего обидного, как прошлый раз ляпнул насчет “вершины любви”», — заканчивая хозяйскую работу, решил Бормотов. Когда он вошел в дом, завтрак уже стоял на столе, а Надежда в летнем ситцевом платье и кружевном передничке хмуро заваривала чайник.
— Хмуриться не надо, лада… — укоризненно пропел от порога Николай.
Надя виновато улыбнулась ему:
— Не могу избавиться от ночного кошмара.
— Что такое страшное тебе приснилось? — усаживаясь за стол, спросил Бормотов. — Выкладывай, в чем проблема?
Надежда села напротив. Потупившись, помолчала, потом вскинула на мужа невеселые глаза и, вроде бы смущаясь, сказала:
— Во сне, как наяву, видела, будто мой заклятый любовник убил тебя.
— Вадим Морев, что ли?
— До тебя, кроме Вадима, у меня никого не было.
— Морев — не гангстер.
— Плохо его знаешь. Кто тебя с ним познакомил?
— Всеволод Красноперов.
— Это, кажется, биатлонист, который волочится за каждой девичьей юбкой?
— Насчет биатлониста — точно. Что касается волочения, то… вместо юбок нынешние девицы стали носить широкие ремни на узких бедрах, — в привычной манере сказал Бормотов и, сразу спохватившись, посерьезнел: — Не понимаю, Надя, почему ты последнее время, как говорится, сама не в себе.
— Душа болит, Коля.
— Что тебя не устраивает в нашей жизни?
— С тобой я счастлива выше всякой меры. Прошлое меня до ужаса пугает.
— Чего комплексуешь? Ну, ошиблась, залетела… не в свои сани. Не ты первая и не ты последняя. С кем по молодости такого не бывает…
— Наивный ты, Коленька, как ребенок. Неужели ничего не знаешь о Вадиме?
— Зачем мне о нем лишнее знать?
— Затем, что это очень самолюбивый и страшный человек. Удивляюсь, как он отпустил нас живыми из Кузнецка.
— Не нагнетай страсти-мордасти.
— Поверь, я достаточно общалась с Моревым и хорошо изучила его подлую натуру. Вадим терпеть не может конкурентов и любовниц подобру-поздорову не отпускает.
— Успокойся. Не так черт страшен, как его малюют. Мы с Вадимом не конфликтовали, разговаривали по-джентльменски…
— Нашел «джентльмена»!
— Ты послушай. Когда я сказал, чтособираюсьна тебе жениться, Вадим ответил спокойно: «Дело твое, только учти, чтоНадежда обиды не прощает». Не знаю, какая кошка между вами пробежала, но мне показалось, будто Морев чувствует какую-то вину перед тобой.
— Еще бы ему не чувствовать! Он в душу мне наплевал.
— Забудь.
— Такое не забывается… И вообще сколько живу с тобой, не могу поверить, что так легко вырвалась из гиблого омута. Порою наваливается такая тревога, словно вот-вот обрушится на нас большое несчастье.
— Поменьше вспоминай прошлое, тогда и тревоги не будет.
— Рада бы не вспоминать, да не получается. Ты хотя бы раз заглядывал в «Золотой петушок»?
— С Красноперовым забегал туда пива выпить.
— Видел, какие сумасшедшие деньги там крутятся?
— Меня не столько безразмерные ставки поразили, сколько виртуозно метавший банк голубоглазый негр-крупье. Не помню, то ли Джек, то ли Джим.
— Джон Корягин — блистательный картежный фокусник. Любого шулера может раздеть до нитки.
— Красноперов говорил, что этот банкомет — внебрачный сын хозяйки казино. Где она подцепила такое чудо?
— На Московском фестивале молодежи и студентов. В пятьдесят седьмом году нынешняя хозяйка «Золотого петушка» Алевтина Тарасовна Морева была восемнадцатилетней Алькой Корягиной. За активную комсомольскую работу попала в кузнецкую делегацию. В столице от безделья зафестивалила с каким-то африканским прыгуном. Тот, отпрыгавшись на молодежных состязаниях, ускакал в свою Африку, а голубоглазая Алька, вернувшись в Кузнецк, через девять месяцев, говоря стихами Пушкина, «родила царица в ночь не то сына, не то дочь»…
— Увлекательное кино, — заинтересовался Бормотов. — А Вадим Морев кем доводится хозяйке игорного дома?
— Вадим — младший сын Алевтины Тарасовны. Знающие люди утверждают, что папочка Вадима был «авторитетным» картежником и в среде уголовников Кузнецка «держал масть», то есть контролировал ситуацию. Будто именно он обучил негритенка шулерским приемам, которые с возрастом Джон отшлифовал до совершенства.
— А собственного сына не научил?
— Не успел. Когда Вадиму было около трех лет, папку его убили.
— Кто?
— Убийцу, похоже, и не искали. Одним «авторитетом» в городе стало меньше — милиции легче. Но все соседи Моревых уверены, что организатором убийства была Алевтина Тарасовна. Говорят, от шулера ей осталось большое богатство. Не случайно она, как только наступила пора коммерческих вольностей, сразу открыла казино. Теперь, знаешь, какой мощный поток «грязных» денег в «Золотом петушке» фильтруется?
— Нам-то какое дело до того потока? Мы с тобой пошли своим путем. По твоему же настоянию перебрались из городской бучи в сельскую тишь. Может, ты уже заскучала от здешней тишины?
— Нет, Коля, с тобой я могу жить в любой глуши. Недоброе предчувствие меня угнетает. А сегодняшний сон вообще доконал.
— Не забивай голову пустяками. Полученную информацию обмозгую. В случае угрозы, выражаясь дипломатическим языком, приму адекватные меры. Короче, кто с мечом к нам придет, тот от меча и погибнет.
Надежда виновато улыбнулась:
— Прости за бабью слабость. Высказалась, как обалдевшая, и вроде на душе легче стало.
— Почаще высказывайся — совсем легко станет. — Бормотов ободряюще подмигнул жене. — А сейчас переходим от слов к делу. Дружно позавтракаем — и вперед — к победе капиталистического труда!..
…От околицы Таежного по березовому мелколесью до покоса Бормотовых было чуть больше километра. Утро выдалось свежим. Прохладный ветерок вылизывал из низин остатки ночного тумана, а сочная густая трава искрилась крупными каплями росы. Вдали на горизонте над затянутым сиреневым маревом лесом всходило яркое солнце.