Глеб и Жук назвали свои имена, и вся гоп-компания продолжила путь к другому концу деревни, которая представляла собой тянувшуюся параллельно речке одну очень длинную и широкую улицу.
Жмань сильно отличалась от современных русских деревень. И прежде всего простором и хозяйственной добротностью. Каждая изба имела просторное подворье, огороженное забором, на котором размещались сараи, овины, амбары, риги [57] ; по двору ходили куры и индюки, в садах стояли пчелиные колоды и ульи, в огородах росла картошка, свекла, капуста, лежали здоровенные тыквы, на стерне полей, тянущихся до самого леса, высились стожки пшеничной соломы, в речных заводях плескались гуси и утки, на склоне холма паслась большая отара овец и коз. Кроме того, судя по навозу, встречавшемуся по пути, деревенские жители держали еще и другую живность — коров и лошадей.
Чуть поодаль, в речном рукаве, была устроена запруда. Оттуда доносились мерные шлепки. Это вращалось большое колесо водяной мельницы. Вскоре они миновали кузницу — небольшое приземистое строение, рассказавшее о своем предназначении звоном молотков о наковальню.
— Хорошо народ устроился, на полном самообеспечении, — тихо сказал Жук. — Богато живут. О таких деревнях теперь можно прочитать только в книгах. Будто и не было разрухи после трех революций и двух войн и коллективизации.
— А почему ты насчитал три революции?
— Ладно, соглашаюсь на одну. Будем считать перестройку вторым коммунистическим переворотом. Здесь что, староверы живут?
— Я и сам не знаю, — осторожно ответил Глеб.
— Может, спросить у нашего «экскурсовода»?
— Оставь его в покое! Потом, позже…
Наконец их заметили. Глеб увидел, что в окнах начали появляться лица, большей частью женские. От их взглядов ему почему-то стало не по себе, и он ускорил ход, догоняя Антипа.
Погост с виду был самый обычный. Правда, хорошо ухоженный и с ровными — по шнурочку — дорожками, посыпанными желтым речным песком. По периметру он был обсажен березами, а среди могил пламенели рябины. Но имелось и некоторое отличие от деревенских кладбищ — на могилах не было крестов. Вместо них стояли гранитные камни с вырезанным анком.
Жук тоже заметил этот момент, но ничего не спросил, лишь округлил глаза и высоко поднял брови, изображая удивление. «Ты бы еще больше удивился, узнав всю историю…», — подумал Глеб.
Могила бабы Глаши, расположенная в самом центре погоста, резко отличалась от остальных. Это был самый настоящий склеп, сложенный из дикого камня. Вход в него закрывала дубовая дверь, окованная фигурными металлическими элементами. Посреди двери был врезан анк, набранный из полированных кусочков агата.
Рядом находились еще три похожих склепа, но их соорудили, судя по замшелым камням, очень давно. Их главное, и, пожалуй, единственное, отличие от усыпальницы бабы Глаши заключалось в том, что на почерневших от времени дверях склепов вместо анка были прикреплены металлические кресты: два православных и один католический.
Прежде чем отворить дверь в усыпальницу бабы Глаши, Антип встал на колени и произнес несколько слов на незнакомом языке. Глеб и Жук невольно переглянулись, но не последовали его примеру.
Склеп оказался довольно глубоким. Глеб насчитал двенадцать ступенек, пока не очутился внизу, на полу из плоских, хорошо подогнанных плит. Температура в склепе была низкая, не более пяти-семи градусов. Антип зажег два факела и пристроил их в специальные кольца-держатели, вмурованные в стены усыпальницы.
То, что увидели Глеб и Жук, потрясло их. Гроб был каменный, похожий на саркофаг. Его сплошь покрывала резьба. Что именно она изображала, Глеб разобрать не смог, потому что его внимание привлекла крышка гроба. Она была сделана из мореного дуба в металлической окантовке и украшена речным жемчугом. Естественно, на крышке присутствовал и анк — на этот раз отлитый из чистого серебра. А выше его находилось круглое оконце, забранное прозрачной слюдой.
Глеб смотрел на оконце, словно завороженный. В нем виднелось восково-бледное женское лицо с закрытыми глазами. Это была баба Глаша. Казалось, что она не умерла, а просто уснула. «Сколько же ей лет?! — мелькнуло в голове у Глеба. — Даже в таком состоянии больше семидесяти я бы бабе Глаше не дал… С ума сойти!»
Он выступил вперед, положил на саркофаг букетик полевых цветов, сорванных по дороге на погост, и не очень умело перекрестился. Антип посмотрел на него с осуждением, но промолчал. Что касается Жука, то он стоял, как окаменелый. А в его глазах то загорелись, то гасли какие-то странные огоньки…
Глеба и Жука поселили на первом этаже «терема» — в горнице. В принципе, это был уже второй этаж. Ниже него располагалась холодная подклеть, где баба Глаша хранила съестные припасы, а также разную хозяйскую утварь. Подклеть была без окон. Она имела отдельный вход.
На подворье находился амбар, замкнутый на большой навесной замок явно ручной работы, и большая поленница, забитая дровами почти доверху. Возле амбара был поставлен небольшой стожок свежего душистого сена, хотя никакой живности (в том числе и травоядной) у бабы Глаши, судя по отсутствию сарая, и близко не было; даже кур или гусей.
Еще одно удивление Глеб и Жук испытали, когда они очутились в весьма просторной горнице. Она была похожа на зал собраний или молельню — ни единой перегородки, ни единой лишней вещи. В горнице не было ни столов, ни стульев, ни комодов. Ее потолок подпирали квадратные деревянные столбы, отполированные до матового блеска. Пол был деревянный и тоже полированный, а вдоль стен стояли широкие массивные лавки. Все дерево в помещении было натерто воском, и в горнице витал тонкий аромат цветочного меда.
Но главным «гвоздем» помещения был большой камин на противоположной стороне от входа, точно по центру стены. У Глеба даже глаза полезли на лоб от удивления. От камина просто веяло стариной. Казалось, что его перевезли в эту глушь из хором какого-нибудь царского вельможи, который жил в XIX веке. Камин был сработан весьма искусным мастером из темно-красного итальянского мрамора и украшен резьбой с позолотой, которая сильно потускнела от времени.
Над камином в овальной позолоченной раме с растительным орнаментом, богато украшенной полудрагоценными камнями, был прикреплен большой анк, выкованный из металла. Когда Глеб подошел поближе, у него почти не осталось сомнений, что материалом для анка послужило нержавеющее метеоритное железо, в котором много никеля. Только оно поддается ковке в холодном состоянии. А крест как раз и выковали именно таким способом, судя по структуре поверхности, на которой были хорошо заметны вкрапления различных минералов.
«Это где же они такой метеорит нашли?! — подумал Тихомиров-младший. — Крест весит минимум килограммов сто, плюс отходы при ковке… Интересно, на сколько евротугриков может потянуть метеорит весом в сто кэгэ? Недавно прошла инфа, что в Австралии выставили на торги метеорит весом в одиннадцать килограммов и запросили за него шестьдесят пять тысяч евро. И его купили! Умножаем на десять… мать моя женщина! Получается больше полумиллиона евро! А не сменить ли мне квалификацию? Поиск метеоритов и безопасней, и прибыльней. Естественно, при наличии удачи за пазухой. Да-а, выходит, что этот железный крестик дороже золотого…»