* * *
Сразу после тостов и трапезы возвращаться домой никому не хочется: погода сегодня прекрасная, уже начинающуюся жару скрадывает дующий с реки прохладный ветерок.
Дед с Лидочкой устроились в разложенных креслах. Дед что-то рассказывает, Лидочка слушает со скучающим видом.
Антон тоже развалился в кресле неподалеку от них и рассматривает меня. Я просто физически ощущаю его взгляд. Похоже, исполняет обещание «не спускать с меня глаз». Отрабатывает свою зарплату.
Общий разговор не клеится. Все потихоньку разбредаются в разные стороны. Как-то незаметно исчезает Мария, куда-то пропадает Андрюшка. Я решаю, что сейчас самое время поговорить, наконец, с мужем начистоту. Встаю, беру его за руку и говорю:
– Идем.
Карен удивленно поднимает брови, но послушно следует за мной в заросли камышей неподалеку: больше тут негде спрятаться от любопытных глаз.
Отхожу метров на пятьдесят и поворачиваюсь к нему.
– Я всё знаю.
– О чем ты?
– О твоих многочисленных изменах. О всех твоих шлюхах, с которыми ты развлекаешься на своих корпоративах!
Карен выглядит ошеломленным:
– Что за ерунда? С чего ты взяла?
– Мне сказала Мария.
– Мария? – растерянно повторяет он за мной, но тут же берет себя в руки. – Брось! Это же смешно. Что она вообще может обо мне знать? Мы только-только познакомились. Она же всего пару дней назад прикатила из Франции.
– Между вами что-то есть?
– Между нами? – снова переспрашивает муж. – Да я ее едва знаю!
– Всех своих приглашенных на корпоративы шлюх ты, наверное, и по именам не знал, однако это не помешало тебе…
Карен хватает меня за плечи и обрывает:
– Всё! Хватит фантазий! Иди сюда…
Я отскакиваю от него.
– Дай мне время разобраться… Я так не могу…
– Да в чем тут разбираться? – потеряв терпение, кричит муж. – Для начала разберись в себе самой! Истеричка!
Он резко поворачивается и идет прочь. Камыши выше человеческого роста смыкаются за его спиной, скрывая от меня, и уже через пару минут до меня перестает доноситься даже шуршание, с которым он продирается сквозь речные заросли.
Я остаюсь одна в полной тишине. Как я устала! Мне хочется покоя! Стою, рассматривая вьющихся стрекоз и колыхаемые ветерком верхушки камыша, теряя счет времени.
Неподалеку кто-то пробирается сквозь заросли, но он проходит мимо, не нарушая моего уединения, и я благодарна ему за это.
Закрывя глаза и подставляя лицо солнцу, лениво думаю о том, почему мы, люди, не можем жить в такой же гармонии, в какой живет природа. Да, у нее свои законы, но среди них нет места ненависти, алчности, зависти. Это все мы придумали сами и принесли в этот мир, чтобы сделать его хуже, чем он был до нашего появления в нем. Почему мы не можем быть движимы только светлыми чувствами? Почему во всех нас так причудливо смешивается и хорошее, и плохое?..
И вдруг мои неторопливые размышления прерывает громкий хлопок.
Что это?
Да это же выстрел! С той стороны, где я недавно оставила Деда и его свиту.
Я бросаюсь бежать сквозь камыши.
Выбежав на старый пляж, где мы устроили пикник, первое, что я вижу – это Дед, который хватается за грудь и падает.
На земле рядом с упавшим Дедом я вижу лежащую ничком, головой к старику, Лиду. На ее спине, на безвкусно расписанной красными розами маечке, расплылось, словно еще один аляпистый цветок, огромное кровавое пятно, уже испачкав даже траву рядом.
Опускаюсь возле нее на колени, переворачиваю лицом вверх, но каким-то шестым чувством понимаю, что жизнь из этого тела уже ушла. Полуприкрытые глаза теряют блеск и начинают мертветь.
Кидаюсь к Деду, бегло окидываю взглядом: крови, вроде, не видно. Хватаю его за плечи, он издает сначала хрип потом протяжный стон. Живой.
Тут на поляну вбегает Антон. Наверное, как и я, на звук выстрела. Но внезапно я вижу у сыщика в руке пистолет, направленный на меня.
– Встаньте! Отойдите на два шага. Покажите ладони. Держите их перед собой так, чтобы я их видел, и не двигайтесь.
Я подчиняюсь его приказам – уж очень весомый аргумент у него в руке. А может, это он только что стрелял? На мгновение меня охватывает страх: что, если Городецкий и есть убийца, а я – нежелательный свидетель? Тогда следующая пуля – моя. Я нервно сглатываю комок в горле, боясь пошевелиться.
Все еще держа меня на мушке, сыщик буквально на пару секунд склоняется сначала над Лидой, но, очевидно, как и я, убедившись, что ей помощь уже не нужна, он обращается к генералу:
– Что с вами? Сердце?
Старик, снова застонав, едва заметно кивает, по-прежнему держась рукой за грудь.
– Я сейчас «скорую» вызову, – вскидывается детектив.
Дед еле слышно, с расстановками, произносит:
– Не надо… «скорую»… долго будут… ехать… у меня в кармане… таблетки…одну… под язык…
Не опуская пистолета, Городецкий свободной рукой быстро находит лекарство, умудряется вынуть из упаковки одну таблетку и затолкать в рот клиенту.
– Послушайте, вы! – не выдерживаю я, видя, что ни меня, ни Деда убивать детектив, вроде, не собирается. – Я безоружна и ни в чем не виновата. Может, хватит держать меня под прицелом? Жутковато, вообще-то. Хотите, чтобы и мне стало плохо с сердцем?
Окинув меня пристальным взглядом, Антон опускает пистолет.
– Подойдите, – продолжает он командовать мной.
Сыщик снимает с себя пиджак, под которым обнаруживается кобура на ремнях, сворачивает его и осторожно подсовывает под голову Деда:
– Посидите рядом с Федором Семеновичем. Вы знаете, что нужно делать при сердечных приступах?
– Нет.
– Черт! Я тоже. Остается надеяться, что таблетка поможет. Приглядите за ним. Я пока немного осмотрюсь. Не исключено, что стрелявший еще где-то рядом.
Он встает и начинает по кругу обходить поляну, держа пистолет наизготовку.
С замиранием сердца я подхожу к лежащему на земле старику. Только сейчас, с запозданием, начинаю ощущать, как от вида убитой девушки, залитой кровью, холодеют ноги, сами непроизвольно сгибаясь. Я плюхаюсь на колени рядом с Дедом, стараясь не смотреть в сторону мертвой Лидочки и чувствуя, что вот-вот потеряю сознание. Остается надеяться, что гордость не позволит мне грохнуться в обморок при Городецком.
В этот момент на поляну со стороны, противоположной той, откуда пришла я, торопливо выходит Мария и восклицает:
– Кес киля? Что случилось? Я слышала что-то похожее на выстрел, – разглядев, наконец, окровавленную Лидочку и вытянувшегося, словно покойник, Деда, тетка хватается рукой за горло. – О мон дьё! Бог мой! Они мертвы?