Вместе со своими приспешниками сапожник снова ринулся вперед, по-видимому рассчитывая на безоговорочное повиновение. Но, к его удивлению, те шестеро, что преградили ему путь, не двинулись с места. Отлетев от них как от стены, гражданин Симон разразился яростными воплями:
– Именем закона! Прочь с дороги! Мы агенты Комитета общественной безопасности!
Андре-Луи смерил агентов насмешливым взглядом.
– Вот как! Агенты Комитета общественной безопасности. Так может назваться кто угодно, любая шайка разбойников. – Он выступил вперед и повелительно обратился к Симону: – Предъявите свою карточку, гражданин! Да будет вам известно, я сам агент комитета.
Уловка, призванная выиграть время, сработала как нельзя лучше. Несколько драгоценных мгновений оцепеневший Симон изумленно таращился на Андре-Луи. Потом спохватился и понял, что, если не поспешит, барону удастся скрыться.
– Помогите мне в поимке этого беглого негодяя, а потом можно будет познакомиться поближе. Вперед! – И он снова попытался протиснуться между товарищами Моро, но его опять грубо отпихнули назад.
– Ну-ну! Не так резво! Я предпочел бы познакомиться с вами сейчас, если не возражаете. Где ваша карточка, гражданин? Предъявите, или мы отведем вас на пост секции.
Симон грязно выругался. В нем уже пробуждались подозрения.
– Боже! Да вы, наверное, из той же шайки изменников! Ваше-то удостоверение где?
– Вот оно.
Моро сунул руку в карман сюртука. Он рылся в кармане, продолжая тянуть время, а когда наконец вынул руку, в ней был стиснут ствол пистолета. Его рукоятка мгновенно обрушилась на голову гражданина Симона, который сразу, словно куль, осел на мостовую и затих.
– Держи их! – крикнул Андре-Луи и ринулся на врагов.
В тот же миг одиннадцать человек сцепились в единый мельтешащий клубок тел. Они боролись, извивались, наносили удары и размахивали ножами. Хриплые голоса слились в один невнятный крик ярости. Раздался выстрел. Улица проснулась. Распахнулись окна, кое-где даже пооткрывались двери.
Андре-Луи, отчаянно отбивавший атаку, которая, казалось, была обращена против него одного, внезапно уловил краем глаза свет фонарей и стальной блеск штыков, показавшихся из-за поворота на Бретонскую улицу. Патруль бегом устремился к месту потасовки. В первую секунду Моро подумал: а вдруг это Корти со своими людьми или даже Буассанкур? Любой из этих вариантов означал спасение. Но в следующий миг, сообразив, что патруль появился не с той стороны и для надежды нет оснований, он велел своим помощникам рассредоточиться:
– Спасайтесь! Вперед! И каждый за себя!
Он повернулся было, чтобы показать пример, но тут один из молодцов Симона исхитрился прыгнуть ему на спину и сбил его с ног. Падая, Андре-Луи извернулся, выхватил левой рукой второй пистолет и выстрелил. Пуля не задела напавшего, но угодила в ногу другому противнику и свалила его наземь. Теперь в строю остались только два патриота, и оба они вцепились в Андре-Луи. К ним, пошатываясь, присоединился только что оправившийся после падения Симон. Из троих оставшихся один сидел, привалившись к стене и держась за разбитую голову, из которой струилась кровь, другой лежал ничком посреди улицы, а третий, задетый пулей, завывал где-то неподалеку.
У роялистов погиб шевалье де Ларнаш, сраженный ударом ножа в сердце, а Андре-Луи наконец угомонили ударом дубинки по голове, и теперь он лежал без движения. Четверо других к моменту подхода патруля исчезли бесследно.
Их побегу немало способствовало то обстоятельство, что сержант патруля, не успев хоть сколько-нибудь разобраться в ситуации, приказал своим солдатам окружить нарушителей спокойствия, а гражданин Симон, представший перед ним, еще не вполне оправился от удара и соображал весьма туго. В первую минуту вся его умственная деятельность сосредоточилась на ответе сержанту, который потребовал удостоверения личности. Сапожник протянул ему карточку, и тот принялся внимательно изучать документ.
– Что вы здесь делали, гражданин Симон?
– Что я здесь делал? Ах да! Что я здесь делал, к чертям собачьим? – Он едва не задохнулся от ярости. – Я сокрушал роялистский заговор, вот что! Заговор с целью спасти вдову Капета и ее щенка! Если б не я, ее… дружки-аристократы уже вытащили бы их из тюрьмы. И ты еще спрашиваешь, что я здесь делаю! А тем временем проклятые мерзавцы скрылись! Все, кроме этого мертвеца и этого негодяя, которого мы оглушили.
Сержант воспринял его слова с недоверием.
– Заговор? Освободить из тюрьмы бывшую королеву? Да как бы им это удалось?
– Как? Как?! – Недоверие вконец разъярило гражданина Симона. – Отведите меня в штаб-квартиру секции. Я буду объясняться там, разрази меня гром! И пусть твои люди доставят туда этого проклятого аристократа. Не дай бог ему ускользнуть! Я имею в виду живого. Пусть хоть один из паразитов попадет на гильотину.
На окраине деревушки Шаронна, милях в пяти от Парижа, рядом с парком Баньоле барон де Бац приобрел себе симпатичный домик, который некогда, в дни Регентства, [226] служил охотничьим павильоном. В 1793 году здесь поселилась талантливая Бабетта де Гранмезон, в недавнем прошлом певица Итальянского театра. Формально дом принадлежал ее брату Бюретту, почтмейстеру из Бове. Бюретт служил барону де Бацу прикрытием. Проницательность барона подсказала ему, что имущество дворян, независимо от того, эмигрировали они или остались во Франции, обречено на конфискацию. Полагаясь на свой дар предвидения, который, как правило, его не подводил, де Бац устроил фиктивную продажу имения Бюретту, справедливо полагая, что тот не станет досаждать ему своими притязаниями.
В этом сельском уголке и собрались на следующий день после неудачной попытки спасти королеву все уцелевшие в драке на улице Шарло.
В ту ночь барону удалось беспрепятственно добраться до убежища в доме номер двенадцать. Туда же спустя несколько часов, когда тревога улеглась, добрались один за другим и остальные четверо заговорщиков. Все они оставались там до утра, а затем барон, сочтя за лучшее на несколько дней исчезнуть из города, отправился в Шаронну. Покинул он его через Адскую заставу, [227] поскольку опасался ехать через ворота Бастилии, откуда к цели его путешествия вела прямая дорога.
Следуя приказу де Баца, его помощники добирались туда по отдельности. Ланжеак прибыл уже ближе к вечеру, на несколько часов позже остальных, поскольку считал своим долгом известить о ночных событиях шевалье де Помеля – ключевого агента д’Антрега в Париже и главы основанного им здесь роялистского комитета.