Огромный свадебный торт Центрального депо пронизывали темные порталы под колоссальными указателями «НЬЮ-ЙОРК – ГАРЛЕМ», «НЬЮ-ЙОРК – НЬЮ-ХЕЙВЕН», «НЬЮ-ЙОРК – ГУДЗОН». Оттуда начинались пути, по которым ходили конки.
Объект слежки, очевидно знакомый с лабиринтом здешнего пересадочного узла, быстро вышел из вагона, поднялся по лестнице, пересек запруженное людьми открытое пространство и припустил бегом, чтобы успеть на конку, идущую по Парк-авеню. Холмсу оставалось лишь, придерживая шляпу, кинуться следом. Он едва успел в последнее мгновенье запрыгнуть на подножку.
Если бы объект обернулся, то заметил бы преследователя. Однако он уже сел в головной части вагона, развернул газету и погрузился в чтение.
Холмс знал, что этот человек состоит в нескольких элитарных (по американским меркам) клубах и что в двух из них у него есть комнаты: в «Юнион-клаб» на пересечении Шестьдесят седьмой улицы и Парк-авеню и в «Сенчури-клаб» в доме сорок два по Восточной Пятнадцатой улице. Кроме того, у него был постоянный номер в гостинице «Брансвик» на Мэдисон-сквер, на углу Пятой авеню и Двадцать пятой улицы.
Сейчас объект направлялся не в «Юнион-клаб», поскольку конка ехала по Парк-авеню на юг, а к пересечению Шестьдесят седьмой улицы и Парк-авеню надо было ехать на север. То же относилось и к «Сенчури-клаб», недавно переехавшему по адресу: Западная Сорок третья улица, дом семь.
Если бы объект хотел попасть в гостиницу, где, как знал Холмс, у него был постоянный номер, то сошел бы с конки не южнее Двадцать пятой улицы, поскольку «Брансвик» располагался в двух кварталах к востоку от ее перекрестка с Парк-авеню.
Однако человек, поглощенный газетой, которую купил на Центральном вокзале, проехал остановки и на Двадцать пятой, и на Двадцать третьей улице. Значит, его целью были не «Юнион-клаб», не «Сенчури-клаб» и не гостиница «Брансвик».
На Юнион-сквер конка повернула, чтобы не выезжать на Бродвей, затем продолжила путь на юг – четыре квартала по Четвертой авеню и дальше по Лафайет-стрит. Человек, за которым следил Холмс, продолжал читать газету, не выказывая намерения сойти в районе Канал-стрит. Когда Лафайет-стрит соединилась с Сентр-стрит и впереди показалась ратуша, он поднялся и встал на подножку, готовясь спрыгнуть. Холмс выждал еще полквартала, тоже спрыгнул и вернулся через толпу прохожих, стараясь не потерять из виду голову и плечи объекта.
Он уже понял, куда тот направляется, и несколько удивился. Холмс полагал, что если объект намерен пересечь Ист-Ривер, то сядет на паром. Когда стало ясно, что это не так, Холмс обрадовался. Он несколько раз бывал в Нью-Йорке с завершения строительства Бруклинского моста в 1883 году, но еще не имел случая там побывать. Приезжая поездом на Манхэттен, пассажиры, которым требовалось сделать пересадку, обычно отправлялись на Статен-Айленд или в Бруклин паромом, как и поступили они с Генри Джеймсом полторы недели назад.
Объект заплатил пошлину служащему в узорной чугунной будке и по широкой чугунной лестнице поднялся на платформу. Холмс, занявший очередь человек через шесть от него, тоже заплатил пошлину и влился в толпу на перроне. Трамваи ездили посередине моста, пешеходы шли над ними, экипажам и телегам были отведены полосы по бокам. Холмс знал, что трамваи на мосту не останавливаются, поэтому спокойно вошел в заднюю дверь вагона и сел спиною к объекту слежки. Тот сидел в головной части вагона. Холмс следил за его отражением в окне, не опасаясь, впрочем, что объект выпрыгнет на ходу – это было бы не только трудно, но и бессмысленно.
Холмс отметил на будущее (вдруг, как ни мало это вероятно, придется когда-нибудь расследовать дело, связанное с Бруклинским мостом), что вагоны здесь новые и роскошные, куда лучше, чем на большей части нью-йоркских трамвайных линий: раздвижные двери, украшенные фигурным литьем, удобные ряды сидений, большие окна.
Ньюйоркцы и бруклинцы давно привыкли, что трамваи на мосту ездят без лошадей или паровоза, а вот немногочисленные туристы даже ахнули, когда вагон плавно отошел от остановки, словно сам по себе. Холмс знал, что под рельсами проходит постоянно движущийся канат, к которому цепляется вагон. Знал он и то, что в Сан-Франциско канатных трамвайных линий куда больше, а подъемы и спуски – куда круче. Тем не менее даже здесь уклон, на который взбирался вагон, был вполне ощутим.
Шерлок Холмс был не склонен особо восхищаться творениями Природы или человека. Первые лишь изредка служили фоном для убийств и чаще всего не имели касательства к его работе, вторые он считал эфемерными по сравнению с масштабами времени. Подростком Холмс прочел Дарвина и вынес из него убеждение, что человеку следует осознать свое ничтожное место в мире и больше об этом не думать и что даже пирамиды и прочие «чудеса зодчества» недолговечны, как песчаные замки на брайтонском пляже.
Поэтому соборы и великие сооружения любой эпохи не трогали душу Шерлока Холмса. Редкими исключениями были Лондонский мост и Биг-Бен, чаще слышимый, чем видимый сквозь плотный смог Сити, – символы города, в котором сыщик работал и который он любил, насколько вообще позволял себе подобные чувства.
Однако сейчас, глядя вверх, Холмс вынужден был признать, что каменные башни Бруклинского моста (трамвай как раз проходил под первой) и впрямь потрясают воображение. Долгие десятилетия ни одно здание Нью-Йорка не могло сравниться по высоте с двухсотвосьмидесятичетырехфутовым шпилем церкви Троицы. Три года назад высочайшим сооружением города стал трехсотдевятифутовый небоскреб Уорлд-билдинг на углу Парк-роу и Франклин-стрит. И хотя каменная арка, под которой сейчас ехал трамвай, вздымалась лишь на 117 футов, а башни – на 159 футов над путями и на 276 с половиной футов над водой, их каменная неоготическая мощь впечатляла даже невпечатлительного Холмса.
Он знал, что эти точные числа лишь зря занимают бесценное место на чердаке его памяти – высота арок, башен и моста едва ли когда-нибудь поможет в расследовании, – однако эти сведения остались от множества бессонных ночей, проведенных за чтением новейшего, девятого издания Британской энциклопедии, 1889 года. Ватсон считал приобретение этих двадцати пяти томов пустой тратой денег, поскольку у Холмса уже имелись шестое и восьмое издания, однако сыщик ни разу не пожалел о покупке. И хотя из двух братьев уникальные математические способности достались Майкрофту, Холмс, на свою беду, раз увидев факт в форме чисел, уже не мог забыть его никакими силами.
Этот воистину поразительный мост держится на тросах, протянутых через две каменные башни, которые вздымаются на 276 футов над водой.
«Америка, – уже не в первый раз думал Холмс, – страна великих грез, которые нередко воплощаются в жизнь».
Тем временем трамвай преодолел спуск от второй башни и замедлился, приближаясь к бруклинской остановке, еще более вычурному ажурному сооружению, чем на нью-йоркской стороне. Холмс знал, как вагоновожатый сбрасывает скорость: постепенно разжимая хитроумный «захват Пейна», осуществляющий сцепление вагона и троса. Про изобретение полковника У. Г. Пейна сыщик слышал лишь потому, что в середине восьмидесятых душеприказчик Пейна нанял его расследовать нарушение патента на захват (применявшийся до тех пор лишь в Сан-Франциско) молодой трамвайной компанией в Париже.