Холмс вышел вслед за объектом, и вскоре, после короткой поездки на конке, оба уже шагали на юго-восток по грубому булыжнику Флэтбуш-авеню. Сыщик шел в полуквартале от объекта, который за все время ни разу не обернулся. На витрины магазинов, где мог бы увидеть отражение преследователя, он тоже не смотрел.
Холмс смутно помнил, что Бруклин – если не считать ирландских и негритянских районов на севере – был некогда зажиточным городом из широких, обсаженных деревьями авеню и красивых добротных домов. Район, в который они вошли сейчас, хоть и располагался неподалеку от тех мест, где старую застройку снесли при возведении моста, был далеко не зажиточным. Приличный трехэтажный дом, покрашенный в модный розовый, голубой, салатный или оранжевый цвет, мог по обеим сторонам соседствовать с чудовищными развалюхами.
В один из таких приличных домов на Гудзон-стрит и направлялся объект. Он взбежал на крыльцо, отпер дверь, что-то крикнул (Холмс с расстояния в полквартала не различил слов) и тут же очутился в объятиях двух девочек и женщины с младенцем на руках.
Младенец, девочки и женщина были чернокожие, особенно женщина. Девочки в чистеньких белых платьях отличались чуть более светлой кожей, но волосы их – аккуратно расчесанные и заплетенные в косы с красивыми бантами – вились, как у негритянок. Картина могла означать только одно: отец семейства вернулся к любящей жене и детям. Холмс несколько удивился: человек, за которым он следил, был белым.
* * *
– Да, у них трое детей. Две старшие – девочки, – сказала миссис Бейнс. У нее спереди не хватало одного зуба.
– Младшенький – мальчик. Был еще мальчик, их первенец, но он умер. Его звали Лерой, – добавила миссис Янгфилд, седая негритянка, старшая из собеседниц Холмса.
Они разговаривали в ее доме на Гудзон-стрит, через улицу от здания, в которое вошел объект.
Сыщик избавился от пышных бакенбард, торчащих передних зубов и парика, а собственные волосы расчесал на прямой пробор, обильно смазав бриллиантином. Теперь на нем были толстые очки без оправы, из левого пиджачного кармана торчали семь карандашей. Перед началом разговора он извлек из портфеля толстую папку с разграфленными листами.
Час был поздний. В нескольких домах на стук Холмса так и не открыли, сочтя, очевидно, что белому человеку нечего делать в цветном районе. Однако миссис Янгфилд, а также ее гостья и добрая приятельница миссис Бейнс, выглянув в щелку, решили, что хлипкий белый джентльмен им не опасен.
Холмс представился мистером Уильямсом и сказал, что проводит «учет населения», дабы Бруклинская филантропическая ассоциация улучшила местные парки и детские площадки. Чернокожие дамы слушали нетерпеливо, но подобрели, как только он вытащил два доллара и попросил ответить на несколько вопросов о соседях.
– Так вы говорите, их фамилия Тодд? – Холмс, вытянув губы трубочкой, склонился над анкетой со множеством пунктов.
– Да, – сказала миссис Янгфилд. – Джеймс и Ада Тодд. Имена детей тоже назвать?
– Не думаю, что это нужно, – ответил Холмс. – Но вы сказали, в семье две девочки и мальчик?
– И Ада опять с кузовком, – сообщила миссис Бейнс. – Говорила мне, старый дом становится для них тесноват.
– Вы, случайно, не знаете их возраст? Можно приблизительно.
Заполняя анкету, Холмс тихонько присвистывал и причмокивал через вытянутые трубочкой губы: правительственный чиновник, которому нравится быть правительственным чиновником (ехидный упрек, который он как-то адресовал Майкрофту, на что тот в своей неподражаемо неспешной манере ответил: «Я не работаю на британское правительство, брат. По временам я и есть британское правительство»).
– Мистеру Тодду пятьдесят один – пятьдесят два, – ответила миссис Янгфилд. – Аде девятого апреля исполнится тридцать два.
Холмс ничего не сказал о разнице в возрасте. Он своими глазами видел ее в свете угасающего дня.
– Вы не знаете, случаем, когда они поженились? – спросил Холмс все с тем же причмокиванием. Просто еще одна строчка в анкете.
– Какое дело Бруклинской филоциции до того, когда повенчались законно венчанные люди? – Миссис Бейнс возмущенно уперла руки в боки.
– Двадцать второго сентября тысяча восемьсот восемьдесят восьмого, – сказала миссис Янгфилд.
Миссис Бейн уставилась на приятельницу:
– Элла… да откуда… ты… это… знаешь? Точный день, когда Ада обженилась? Я свой-то день свадьбы не упомню.
– Я запоминаю числа и даты, – сказала миссис Янгфилд. – Тотти, годовщина твоей свадьбы – четырнадцатого декабря. Хотя какая теперь разница, если Генри четыре года как сбежал.
Миссис Бейнс отвела взгляд и сердито топнула ногой.
– Ада рассказывала мне, что они с Джеймсом поженились в Нью-Йорке, в доме ее тетки на Западной Двадцать четвертой улице, – продолжала миссис Янгфилд. – Пригласили цветного методистского пастора из церкви на Восемьдесят пятой улице. У них был пирог с глазурью и настоящая музыка.
Миссис Бейнс взглядами метала в приятельницу стрелы, однако не перебивала.
– Почти всё, – сказал Холмс. – Род занятий мистера Тодда… Он работает на газовом заводе?
– Нет-нет, вы перепутали! – рассмеялась миссис Бейнс. – Адин муженек – проводник на железной дороге. Из Балтимора. Старший проводник. Да только… бедная Ада. Вечно его куда-то отправляют: в Пенсильванию, Мичиган, Огайо, Иллинойс, Массачусетс… даже в Канаду, не помню, как те места называются.
– Онтарио и Квебек, – подсказала миссис Янгфилд.
– Куда бы ни посылали, это всегда надолго, – продолжала миссис Бейнс, явно злясь, что ее соседка и лучшая приятельница столько всего помнит. – Ада одна дома, опять с пузом, одна-одинешенька с двумя девочками и малышом. Зарабатывает Джеймс хорошо, а вот дома бывает по два дня в два месяца.
– Не буду больше тратить ваше время, – сказал Холмс, убирая папку и поправляя очки. – Вы мне очень помогли. Полученные от вас сведения о Тоддах и других соседях помогут Бруклинской филантропической ассоциации профинансировать устройство чудесной детской площадки в вашем районе.
– Дети отлично играют на пустырях, – проворчала миссис Бейнс. – Что нам надо, так это приличный чистый салун, какой был на Флэтбуш-авеню, пока строители моста все там не посносили.
– Молчи уж лучше, Тотти, – сказала миссис Янгфилд. – Не слушайте ее, мистер Уильямс.
Холмс кивнул, приподнял шляпу, сошел с крыльца и уже почти повернулся, чтобы идти, но потом вновь глянул на женщин:
– Уж простите, если вопрос неделикатный. Он есть в анкете, но мне редко приходится его задавать…
Женщины ждали.
– Я случайно видел мистера Джеймса Тодда, не имея чести быть ему представленным… – с явным смущением проговорил Холмс. – У этого джентльмена голубые глаза и светлые волосы… их осталось немного, но они определенно светлые… и очень белая кожа…