– Единственный способ жить по-настоящему – это забыть о том, что умрет твоя биологическая оболочка. Тело – лишь капсула, в которой заключена душа. И вообще, ты слишком много думаешь о смерти.
– По-моему, все наоборот и смерть слишком много думает обо мне.
– Все не так, – спокойно объяснял Виланд, – есть действия и последствия. Вот и все! – взмахнул руками он, – нельзя неумело вмешиваться в ход событий.
– Я не понимаю.
– Есть только одна причина, почему на тебе метка, – Виланд стряхнул с рукава осевший пепел и замолчал, – ты веришь в любовь? – спросил он после длительной паузы.
– Конечно верю.
– Хорошо, – улыбнулся Виланд. Его глаза блестели, но как-то страшно, совсем безжизненно, – а теперь скажи мне, что такое любовь.
Я нахмурилась.
– Это желание отдавать себя и не просить ничего взамен. Это то, что делает нас живыми. По-настоящему живыми, позволяя двигаться вперед, вырываясь за границы серого существования и сливаться воедино, чтобы возродиться в нечто новое, воистину великое. Настоящая любовь – это самый сложный, но единственный путь к тому, чтобы найти себя в огромном мире. Мире двух душ слившихся воедино.
Виланд улыбался широко, зловеще.
– А теперь, – он взял меня за руку, – ответь мне на один вопрос и метка исчезнет.
– Хорошо, – я напряглась.
– Чья жизнь важнее: твоя или Илая?
С трудом заставляя себя дышать, я смотрела на него, а в глазах блестели слезы.
– Илай мертв, – только и смогла я пробормотать.
На лице Виланда появилось подобие ухмылки.
– А если нет, – произнес он самодовольно и земля пошатнулась.
Мир – как сумерки ночные, тьма наполнила его.
Что содержится в кувшине, то и льется из него!
Все великолепие ночного города вмиг померкло. Вдруг показалось, что зимняя тьма выжала из меня весь воздух и я, вот-вот задохнусь в ней, как в густой черной нефти. Неизвестно откуда потянуло гниловатой сыростью. По позвоночнику пробежала мерзкая колючая дрожь. Далеко, словно в унисон с падающему в пропасть сердцем, раздался залп салюта и небо осветилось красным. Я сжала себя холодными руками пытаясь устоять на ногах.
Виланд смотрел на меня взглядом ледяным, как арктический ветер.
– Он жив?! – произнесла я едва прошевелив онемевшими губами. Меня колотила дрожь, да такая сильная, что зуб на зуб не попадал. Вот так я и стояла, словно одеревеневший щелкунчик, и не моргая смотрела на преисполненного достоинством господина в элегантном костюме.
Блейк достал из кармана небольшой прямоугольник из бумаги.
– Если на тебе метка, это может значит только одно – тот кто отдал за тебя душу до сих пор жив. Разве Грей не сказал тебе?
– Глаза Виланда сверкнули страшными искрами и вмиг стали чернее этой ночи.
Ульманас знал все это время!!!! Внутри пронеслась гневная волна, и уже не отдавая себе отчета я бросилась к Виланду, потянулась к листку, но как только мои пальцы собрались сомкнуться на нем, он раскрыл ладонь. Я видела как его пальцы распахиваются подобно бутону – изящно и гордо. Как порыв шального ветра подхватил легкий листок и понес его кружить в воздухе. Я гналась за ним, ведь возможно, там была написана моя дальнейшая судьба.
Карточка, танцевавшая словно под указку дрессировщика, опустилась на дощатый пол и замерла. Я бросилась к ней, схватила и дрожащими руками перевернула. Открытка. Открытка с изображением старика, облаченного в лохмотья, на фоне серого бушующего моря. Его лицо одновременно сияло добротой и было наполнено чем-то неуловимо страшным. На обратной стороне четыре слова: "Бойся того чего ищешь!".
– Что это? – я развернулась к Виланду и прошлась глазами по абсолютно пустой крыше. Он исчез. Небо снова озарилось красными вспышками. В воображении предстал изуродованный тысячелетиями взгляд Виланда. Я закрыла глаза и сползла на холодный пол, обхватив свою голову руками. Все кружилось, словно потерявший управление лайнер, с бешеной скоростью падавший в бездну, где есть только неизвестность.
Все еще крепко сжимая в руках листок, я поднялась и на непослушных ногах побрела к выходу. Абсолютно разбитая и потерянная – так я себя не чувствовала никогда прежде, словно онемело все, не только душа, но и каждая клеточка моего тела. Я остановилась там, где мы только что разговаривали с Виландом и, зачем-то, последний раз провела по нему взглядом. На полу тлела недокуренная сигара, словно догорающая надежда. Думаю, это был не последний раз, когда я видела Виланда.
Я ехала домой. Улочки сужались, становились все более извилистыми, а дорожное покрытие – неровным. Уборщики выносили мешки с мусором и ставили у обочины, группа заплутавших туристов искала путь тыча в карту заледеневшими пальцами и громко спорила, а рядом жались друг к другу в тесном объятии молодые влюбленные.
Внезапно, послышался отчаянный вой сирены, разрезая ночной густой воздух, словно острый нож. Вперед, распугивая другие автомобили грозными гудками, прорвалась полицейская машина. Моя Ауди выехала на большую освещенную улицу и сразу остановилась. Водители машин выбирались наружу, чтобы выяснить причину затора. Я открыла дверь и привстала – пытаясь разглядеть из далека. Впереди толпились люди, сверкали сирены полицейских машин. Неуверенно пробиваясь сквозь хаос, я медленно продвигалась вперед.
В паре метрах у покореженного, словно сгоревшая спичка фонаря, стояло то, что осталось от машины. Вокруг блестело стеклянное крошево, а по асфальту растекался бензин, растворяя багровые пятна вытекавшие из под тела мужчины. Он лежал выпятив живот кверху, вскинув короткие толстые руки в стороны и напоминал жука. Это был тот самый похотливый толстяк из казино. Рядом, перепачканная в крови, уставившись на него стеклянными глазами, тряслась его спутница. Толстяка с трудом погрузили в черный пластиковый мешок. Я проводила его взглядом, дверцы скорой помощи захлопнулись, обнаружив на них красные цифры 1929. Машина спешно удалялась, а я все еще смотрела на номер и пыталась понять куда меня ведут.
Толпа людей стала рассеиваться – любопытные зрители покидали место представления и теперь можно было ехать дальше. Прибывая в гадком настроении, я пошла назад в машину, с ощущением мороза внутри. Открыв дверь, я села внутрь и взялась руками за руль. Влажные ладони неприятно липли к нему. Глубоко вздохнув, я повернула ключ, машина заурчала и медленно поехала прочь. Меня трясло. Внутри стало еще холоднее. Я проверила настройки климат-контроля. Выключен.
"Странно", – подумала я и открыла окно, чтобы разбавить холод Сингапурской духотой и вдруг, заметила сзади движение. Внутри все перевернулось, я отрегулировала зеркало и врезалась взглядом в пару светлых, словно прозрачный хрусталь глаз. Сердце безумно забарабанило в груди. Глаза ухмыльнулись и зловеще блеснули. Меня сковало оцепенение, стало еще холоднее, а по пальцам застелился сверкающий иней, поднимаясь вверх, обвивая запястья морозными узорами. Заиндевелые пальцы стали онемевать, как и я вся. А глаза пристально смотрели на меня.