На палубе я осмотрелся и, заметив слева парусно-паровой боевой корабль под британским флагом, понятливо кивнул и направился к офицерам на юте, что в позорные трубы рассматривали англичанина.
– Что тут происходит? – спросил я.
– Приказывает лечь в дрейф и принять досмотровую партию.
– Мы в нейтральных водах, они не имеют права этого делать, – буркнул я и, приняв у капитана трубу, осмотрел корабль англичан. – Двадцатишестипушечный бриг. Идёт под паровой машиной, паруса свёрнуты.
В это время раздался второй выстрел, и впереди по курсу поднялся столб воды от врезавшегося в волну ядра. Осмотревшись, я услышал вопрос Лаврентьева:
– Ложимся в дрейф, ваше сиятельство?
– Нет, за такую наглость надо учить. Они под паром идут против ветра. Мы быстрее. Поворачиваем и уходим за пределы действий его артиллерии. Поднимаем пар в котлах и готовим обе наши новые пушки. Артиллеристы уже подсчитали предельную дальность его выстрелов?
– Так точно, ваше сиятельство, – вышел вперёд другой лейтенант. – Она на треть меньше, чем у наших новейших пушек.
– Это хорошо, вот что значит удлинённые стволы и нарезы в стволах, – довольно кивнул я. – Капитан, командуйте боевую тревогу.
Пушки были экспериментальные, их изготовили по моим чертежам на казённом пушечном заводе с соблюдением всех мер секретности. Две пробные единицы были доставлены на «Пересмешник». Должно было быть четыре пушки, но остальные оказались с браком, и их заменили обычными. В данный момент они стояли заряженные книппелями и ждали своего часа.
– Есть, – по привычке козырнул тот и начал отдавать распоряжения.
– Ха! – ещё раз осмотрев горизонт, хмыкнул я. – И ни одного свидетеля вокруг!
Из-под обстрела мы ушли, хотя и пришлось выдержать ещё два выстрела из носовых пушек брига, одно ядро прошло мимо, второе, оказавшееся бомбой, разорвалось на корме, ранив двух матросов и убив одного. Это уже был беспредел, и разозлились все. Я быстро вернул в строй убитого и раненых, и пока их уносили, обессиленных от кровопотери, в кают-компанию, где был оборудован временный лазарет, стал внимательно наблюдать за действиями англичанина, который прибавил ход – это было видно по дыму, и, сменив курс, начал поднимать паруса, чтобы идти с нами одним курсом и скоростью. Ветер это позволял. Наша машина тоже начала дымить, но нормально температура ещё не поднялась.
– Ночь нам поможет, – сказал подошедший Лаврентьев. До этого он отдавал команды на ремонт повреждений. Одна из шлюпок, что висела на шлюпбалках по правому борту, была изрешечена осколками, два каната повреждено. Их уже заменили, а шлюпку сбросили за борт, посчитав неремонтопригодной.
– Не требуется. Мы уже вышли за пределы действия артиллерии англичанина, а он из нашей зоны поражения всё ещё не вышел. Сейчас поворот на правый борт, пройдём у него по левому борту, не подставляясь под бортовой залп, и открываем огонь на поражение со всей возможной скорострельностью. Всё ясно?
– Так точно, – кивнул капитан и стал отдавать приказы перетаскивать пушки на правый борт – они были на колёсиках, и проблемы с этим не было.
К пушкам встали самые лучше наводчики Лаврентьева и после поворота сразу открыли огонь с периодичностью один выстрел за полминуты. Стреляли мы сначала бомбами, начиненными пироксилином. Один выстрел вызвал пожар на носу британца, который довольно быстро погасили. Но когда мы сблизились, то стреляли уже книппелями, сбив-таки одним из выстрелов грот-мачту. Та рухнула на левый борт, закрыв парусами часть артиллерии англичан, что бортовыми залпами стреляла по нам в ответ.
– Если они сейчас выстрелят, то подожгут паруса, – прокомментировал я. – О, выстрелили… Идиоты.
Оставаясь вне пределов действия артиллерии британцев, мы на паровом ходу со спущенными парусами с безопасного расстояния расстреливали их корабль. Дальность, конечно, была велика, и поначалу наводчики мазали, но постепенно они приноровились и попадать стали всё чаще и чаще.
Вдруг британец содрогнулся, раздался оглушающий взрыв, и бриг переломило пополам. В воздух вместе с обломками поднялось облако пара.
– Котлы рванули, – прокомментировал я и скомандовал капитану: – Идём на сближение с обломками. Сотнику Лукину выстроить казаков вдоль бортов. Ни одного живого британца не должно быть. Хотя нет, если будет офицер, поднимите его на борт, хочется пообщаться с этим индивидуумом. Нужно узнать, какого хрена им от нас надо было.
– Есть, – козырнули Лаврентьев и Лукин, занявшись выполнением приказов.
Наводчики, сидя на лафетах пушек, курили трубки, выпуская дым. Они довольно улыбались, поглядывали через фальшборт на приближающиеся обломки британца в двух кабельтовых от нас.
– Стоп машина! – расслышал я, как один из офицеров скомандовал в переговорную трубку на юте. – Полный назад!.. Стоп машина!
После команды Лукина загрохотали выстрелы винчестеров казаков. Часть команды со своими дальнобойными «Спрингфилдами» тоже включилась в забаву. Они полностью поддерживали моё мнение, что не хрен нас было трогать. Ишь, владычица морей! Всё, её владычество идёт к закату… Пока только с первым кораблём. Но ещё не вечер, хотя нет, ночь наступила.
Команда зажгла фонари и стала в сгущающейся темноте в обломках искать хоть что-то живое. Офицеров найти не удалось, в основном в воде плавала оглушённая матросня, так что стреляли на поражение.
– Как закончите, прежний курс, – велел я Лаврентьеву, а сам направился в кают-компанию продолжить партию в карты. Лейтенанта я не звал, наглый больно и мстительный.
Сыграв пару партий, мы разошлись. Я в свою каюту, остальные по кубрикам, где им были выделены койки. Пассажирских кают на всех не хватало, хотя «Пересмешник» как раз и был грузопассажирским судном. Пассажиров было слишком много, а с учётом того, что на судне была флотская команда, то есть порядка сотни моряков плюс механики и кочегары, да ещё артиллеристы, шесть расчётов, казаки, но те на палубе спали… «Пересмешник», конечно, довольно крупное судно, но не резиновое.
Через три дня впереди показались берега Англии, и мы направились к ним, слегка подкорректировав курс, чтобы идти вдоль берега к городу-порту Эдинбургу. Это была наша отправная точка в крупной афере на землях Англии.
* * *
Потянувшись, я поднял руки и сделал боковую раскачку, массируя позвоночник. Шестичасовое сидение за столом дало о себе знать, так что спина и окружение седалищного нерва слегка затекли. Встав, я положил перьевую ручку на стол и, обойдя его, подошёл к распятому на самодельной, но от этого не ставшей безболезненной дыбе мужчине. Разглядывая жертву – плечевые суставы уже посинели, пару часов назад руки с хрустом вышли из них – я повернулся к Мудракову, что с двумя помощниками сидел на лавке рядом:
– Вы поняли, что нужно сделать?
– Да, ваше сиятельство. Но при такой спешке мы теряем порядка трети средств на счетах Ротшильдов. Притом если продавать банк и их дома в Англии, то это тоже упадок в цене.