— Так было в союзных республиках, — пропустил эту реплику мимо ушей Расим, — что же касается России, то здесь даже национальная форма не использовалась, потому что не могла использоваться. Часть русской интеллигенции была вырезана во время Гражданской войны, часть убыла в эмиграцию, и здесь образовалось свободное поле для творцов, не имеющих русских корней. Потому Николай Клюев оказался в ссылке, Сергей Есенин повесился, песню «Русское поле» написала Инна Гофф, а музыку к ней — композитор Френкель.

— Да ты русофил… — сказал Ильяс.

— Я русский человек.

— Ага, — съязвил Ильяс, — ты русский брюнет, с татарским именем Расим, изучающий свои этнические корни? Почему?

— Они мне интересны. Потому я их и изучаю. Но сегодня в мире нет национальностей, которые бы создали свои государства. Государства создают нации, а нации это не народ и не этнос. Русская нация, в частности, это русский народ со своими союзниками.

— И кто же эти союзники? — съехидничал Ильяс.

— Все другие народы, народности, а в ряде случаев и отдельные личности, которые ставят лояльность нации выше, чем лояльность своему этносу.

— Знаешь, я хотел привлечь тебя к интересной исследовательской работе, — сказал Ильяс, — но ты не найдешь себя в ней, потому что у тебя старые советские установки. Скажи, пожалуйста, вот сейчас в России закончилась Чеченская война, которую они называли то восстановлением конституционного порядка, то контртеррористической операцией. Чеченец, который воевал не на стороне своего этноса, перестает быть чеченцем?

— Этнически он остается чеченцем, а в рамках нации он — русский человек.

— Я разочаровался в тебе, земеля, — произнес Ильяс, поднялся со стула и направился к выходу.

Официантка, которая уже давно наблюдала за беседой или ссорой двух клиентов, тут же возникла рядом со столиком:

— Вас рассчитать? — спросила она.

— Да, — ответил Расим, прикидывая в уме, хватит ли у него денег рассчитаться и за себя, и за Ильяса.

Б.Н.

При всей конспиративности нашей работы о моей удачной акции стало известно всем. Однако в лучах славы я купался несколько часов. Потом началась обычная работа и все, что было связано с лампой: и мое выступление на совещании в отделе, и моя акция в Рамерсдорфе стали историей.

Но эти несколько часов в моей профессиональной биографии были. Меня вызвал Евгений Петрович. Он сказал, что ко Дню чекиста мне объявят благодарность, а потом долго говорил о том, что к любому виду человеческой деятельности нужно относиться с уважением. Далее он сел на любимого конька и стал говорить о том, что в разведке главным звеном является связка разведчик — агент.

— Талантливый разведчик, — сказал он, — всегда приобретет талантливого агента, который имеет большие агентурные возможности. Вы находите общий язык с западными немцами, и это хорошо. Они отличаются от нас, они практичны и прагматичны, но нужно понимать это отличие и не навязывать им своих ориентиров. Это главное. Наша сила в том, что мы понимаем, мы — иные и не пытаемся сделать их такими, как мы. Во всяком случае, в разведке. После войны советники предлагали вождю создать соцлагерь не только в Европе, но и в Азии, оккупировав Китай. В то время сделать это было вполне возможно. «Так мы защитим себя от угроз с юга», — говорили они. На это вождь ответил: «Оккупировать, конечно, можно, но как этот Китай прокормить?» Ведь ни у одного деятелей капмира не возникло бы такой мысли! Зачем кормить оккупированную территорию, ведь ее нужно использовать, выкачивать ресурс, эксплуатировать население.

После этого Евгений Петрович поднялся из своего кресла, прошел к сейфу и вытащил на свет божий тетрадь.

— В начале пятидесятых, — сказал он, — мне пришлось с группой руководителей МГБ работать над проектом реорганизации ведомства. Тогда у вождя была идея создать Главное разведывательное управление, в котором объединить все разведки и контрразведки. Он полагал, что успешно противостоять централизованному разведсообществу Запада можно только единым кулаком, а не растопыренными пальцами. Мы разработали вариант такой реорганизации. Вождь внимательно его прочитал и оставил на тексте замечания. Я их выписал для себя и хочу дать вам почитать.

На двух листах секретной тетради были выписаны замечания Сталина на представленный проект. Я два раза пробежал текст глазами и вернул тетрадь Евгению Петровичу.

— Идите, — сказал он мне, — и скажите Михаилу Федоровичу, чтобы он дал вам сутки отдыха, вы его вполне заслужили.

Выйдя от Уполномоченного, я поймал себя на мысли, что это моя четвертая с ним встреча, и на этот раз он был совершенно другим человеком, чем в первые три раза…

Я не пошел к Михаилу Федоровичу сразу, а зашел в кабинет, закрыл дверь на ключ и переписал все, что запомнил из тетради Уполномоченного в свою тетрадь.

Документ, о котором шла речь, назывался «О Главном разведывательном управлении МГБ СССР», время замечаний — 1952 год.

Вот, что я успел запомнить:

«В разведке никогда не строить работу таким образом, чтобы направлять атаку в лоб. Разведка должна действовать обходом. Иначе будут провалы, и тяжелые провалы».

«Никогда не вербовать иностранца таким образом, чтобы были ущемлены его патриотические чувства. Не надо вербовать иностранца против своего отечества. Если агент будет завербован с ущемлением патриотических чувств, — это будет ненадежный агент».

«Полностью изжить трафарет из разведки. Все время менять тактику, методы. Все время приспосабливаться к мировой обстановке. Использовать мировую обстановку. Вести атаку маневренную, разумную. Использовать то, что Бог нам предоставляет…»

«Самое главное, чтобы в разведке научились признавать свои ошибки. Человек сначала признает свои провалы и ошибки, а уже потом поправляется. Брать там, где слабо, где плохо охраняется. Исправлять разведку надо прежде всего с изжития лобовой атаки».

«Главный наш враг — Америка. Но основной упор надо делать не собственно на Америку. Нелегальные резидентуры надо создавать прежде всего в приграничных государствах».

«Первая база, где нужно иметь своих людей, — Западная Германия. Нельзя быть наивным в политике, но особенно нельзя быть наивным в разведке».

«Агенту нельзя давать таких поручений, к которым он не подготовлен, которые его дезорганизуют морально».

«В разведке надо иметь агентов с большим культурным кругозором — профессоров… Разведка — святое, идеальное для нас дело. Надо приобретать авторитет. В разведке должно быть несколько сот человек — друзей (это больше, чем агенты), готовых выполнить любое наше задание».

И последнее, что я успел запомнить, была фраза, не ручаюсь за точность:

«Коммунистов, косо смотрящих на разведку, на работу в ЧК, надо бросать головой в колодец».

Записав все это, я отправился к Михаилу Федоровичу и доложил, что Уполномоченный дал мне сутки на отдых.