— Прямо сейчас.

Я достал из портфеля план здания, которое занимала фирма «Блаухаус». «Ганс» посмотрел общую схему и сказал, что он знает это здание, оно находится в районе старого аэропорта.

— Правильно, — ответил я.

— Мне нужно кое-что уточнить, — сказал он.

— Все, что тебе нужно, у меня есть.

И я протянул ему схему сигнализации здания.

— Ты пойдешь работать ко мне, когда закончишь службу? — спросил «Ганс»

— Нет, — ответил я. — Мне не по нутру то, чем ты занимаешься.

— Работа как работа… — сказал «Ганс». — Ты мог быть мне более полезен, чем мой сегодняшний помощник. Сколько там охраны?

— Ночью два человека.

— На что они надеются?

— На систему сигнализации и сложный механизм главного сейфа.

— Мне придется платить помощникам из своей доли?

— Если речь идет о деньгах, то я тоже поучаствую в этом.

— Хорошо, — сказал он. — Своему штатному помощнику плачу я, а расходы привлеченных оплачиваешь ты из своей доли. Мне нужны документы, чтобы выехать в Восточный Берлин после операции.

— С этим проблем не будет.

— Тогда готовимся.

— Когда мне передать тебе документы на выезд в Восточный Берлин?

— Дня через три, — сказал он.

— А когда ты осуществишь это мероприятие.

— Этого я тебе не скажу.

— А как же я смогу тебе помочь?

— Мне не надо помогать там, потому что лучшая помощь — это мне не мешать.

— Но я должен принять…содержимое сейфа.

— Я тебе позвоню.

На том мы и расстались. Я ехал обратно и думал, что возможность реализации такой акции у нас была бы для противника невозможна. Наши структуры размещались в войсковых частях.

Впрочем, Ми-Ай-Ди в целях конспирации вообще не должна была организовывать охрану, поскольку это было демаскирующим признаком: ни одна страховая фирма в Германии не имела охраны вообще.

Прошло три дня, я передал документы для въезда в Восточный Берлин «Гансу» и стал ждать. И однажды ночью раздался телефонный звонок, мой коллега с условного телефона поведал о звонке некоего «Ганса», который через пару часов должен быть у меня в гостях.

«Ганс» действительно приехал ко мне через два часа.

— Как прошла операция? — спросил я, влезая в его автомобиль.

— Если я сижу перед тобой, — сказал он, как истинный баварец, или человек пытающийся походить на баварца, — значит, она прошла успешно.

На востоке появилась светлая полоска, наступало утро.

«Ганс» пересел на заднее сиденье ко мне и высыпал из саквояжа несколько пачек западногерманских марок.

— Это все? — спросил я, холодея.

— Нет, — честно признался он. — Это твоя доля, а свою и долю трех помощников я уже взял.

— Слушай, — сказал я ему, — когда я говорил о содержимом сейфа, я имел в виду все, что в нем находится. Ты взял все?

— Да, — ответил он.

— Но там должны были быть папки с документами?

— Они там и были.

— Ты их не взял?

— Взял, но я выбросил их по дороге, в тех папках не было денег.

— А где ты их выбросил? После того как приехал в Восточный Берлин или там, возле старого аэропорта?

— Нет, — сказал он, — я выбросил сразу, как переехал границу Восточного Берлина.

Я никогда столько не ругался про себя, пока мы искали урну, в которую «Ганс» выбросил списки агентуры Ми-Ай-Ди. Было уже светло, на улицах появились мусорщики и уборщики, которые, наверное, удивились такой картинке: взрослый и прилично одетый мужчина выгребает из урны какие-то бумаги и пулей летит к машине, за рулем которой сидит еще более респектабельный товарищ, а быть может, и господин.

«Ганс» вез меня к нашей резиденции и говорил:

— Твоя доля маленькая, потому что мне пришлось нанять трех «быков», а они дорого стоят.

— А без «быков» ты бы не справился? — спросил я только для того, чтобы поддержать разговор.

— Нет, — ответил он. — Надо было связать охрану, а она оказалась физически сильной.

— И это было основное препятствие?

— Да, — сказал «Ганс». — Что же касается сейфа, то это был сейф старой конструкции, которая мне давно известна, и проникнуть в него было парой пустяков.

Корбалевич

Утром следующего дня к Кобалевичу зашел мрачный Гольцев.

— Знаешь, — сказал он, — я тут всю ночь думал и определился, что разведка и контрразведка могут быть искусством… только на последнем штрихе операции, но этот штрих должен обязательно покоиться на системе.

— Ладно, пусть будет так, — примирительно ответил Корбалевич. — Пригласи ко мне Михно.

— Да он уже стоит в коридоре.

— Ты ему сказал, что я его вчера искал?

— Намекнул.

— Леонид Андреевич, — сказал Михно, входя в кабинет, — я вчера на встрече был…

— Ну и прекрасно, садись, есть серьезный разговор. Вот адрес квартиры, по непроверенным данным, это одна из конспиративных квартир каморканского резидента.

— Проверить и подтвердить?

— Да, и сразу продумать вариант установки там аппаратуры слухового контроля. И еще, найди в районе кого-нибудь из старых охотников. Они в то время, когда от нас выводили военных, нахватали для своих нужд мелкомасштабных карт.

— Что приоритетней?

— Первое, но и со вторым не затягивай.

Доклад Михно в отношении квартиры на улице Богдановича обескуражил Корбалевича. Такой невезухи трудно было придумать. Установщики, а за ними и технари дали расклад, что установить стационарную аппаратуру невозможно. Конечно, можно повесить микрофон на Расима, но это очень опасно и может привести к его расшифровке.

— Оставь материалы, — сказал Корбалевич Михно, — я их еще раз посмотрю, а сам смотайся в провинцию, «поохоться» за картами.

После ухода Михно Корбалевич еще раз просмотрел материалы и стал чертить схему факторов, которые мешали установке стационарной аппаратуры в квартире, используемой разведчиками Каморканы.

С позиций нормы инструкций и правил конспирации все было правильно. И это еще раз подтверждало то, что резидент, или «резак», не зря стажировался в Москве и кое-что соображал. Ни сверху ни снизу в квартиру было не проникнуть, так как там постоянно находились люди. Даже при наличии санкции прокурора на проведение оперативно-технического мероприятия ни один оперативный начальник не дал бы разрешение на его реализацию в силу невозможности провести мероприятие достаточно конспиративно.