— Заманчиво тряхнуть стариной, но мне все-таки непонятно, почему я должен покупать кота в мешке. А вдруг я не смогу по состоянию здоровья выполнить поставленную задачу?
— В том-то и парадокс, — сказал начальник отдела, — сначала согласие, а потом конкретика задания. Мы полагаем, что состояние вашего здоровья вполне удовлетворительное, если судить по тому, что вы дважды в неделю посещаете баню и дважды играете в футбол на спортивной площадке возле вашего дома в Минске.
— Значит, вы изучали меня, перед тем как сделать это предложение?
— Конечно же, Виктор Сергеевич.
— Вы посылали в Минск своих людей или пользовались старыми источниками информации?
— Да стоит ли посылать туда своих людей, ведь речь идет о вещах всем известным. Вплоть до размеров той площадки, на которой вы играете в футбол.
— Коля, когда-то на этой площадке играл в футбол и ты. Хотя это было чревато взысканиями, поскольку начальник Высших курсов запрещал это делать в неучебное время. И ты понимаешь почему?
— Еще бы, там полыхали такие страсти, каких не бывает на наших национальных чемпионатах… — произнес начальник отдела, и глаза его загорелись.
— Точно, потому и травматизм от таких страстных матчей группа на группу или курс на курс был большим, чем от спаррингов во время рукопашного боя.
— Да, — ответил начальник отдела, которого звали Коля, он сам имел перелом лучезапястной кости.
— Коля, — вернул начальника из прошлого в настоящее Виктор Сергеевич, — если эту задачу не может решить никто, кроме меня, я даю согласие. Надеюсь, мне не придется прыгать с парашютом или бегать по крышам поездов.
— Не придется.
— А подписать некое обязательство о неразглашении сведений, которые станут мне известными?
— Наверное, придется.
— Коля, я кадровый сотрудник спецслужб, хотя и на пенсии, и не буду ничего подписывать. Так и доложи руководству. Я в отличие от вас остался там, в Советском Союзе и в советской разведке.
— Хорошо, встречаемся завтра. Постарайтесь решить свои бытовые проблемы за сегодняшний день. Если руководство даст добро на ваше участие в проведении операции…
— Все ясно: я буду переведен на конспиративную квартиру и любые контакты…
— Да, Виктор Сергеевич, да.
Три дня из отведенного мне недельного срока прошли. А я ни на шаг не продвинулся в выполнении поставленной задачи.
Ефимов вернулся ни с чем. Все с самого начала не заладилось. Контрнаблюдение обнаружило «хвост», и Ефимов отказался от встречи. При этом он не преминул помотать наружку визави, подергать ее на отрывах, а также осуществил массу контактов со случайными лицами, прибавив «коллегам» работы по установлению и проверке этих лиц.
И сделал Ефимов это не от желания позлить противника. Иногда это срабатывало в нашу пользу. В следующий раз с ним просто не станут связываться, предположив, что он вот так демонстративно подставляет себя для того, чтобы отвлечь наружку, а где-то в другом месте будет происходить реальная операция.
Но мои вопросы остались без ответа, а время шло. Уже и Михаил Федорович намекал, что нужно искать другой канал информации. Но где его найдешь? Это только в западных СМИ у нас каждый второй в Западной Германии работает на советскую разведку. На самом деле, большая агентурная насыщенность в разведке так же неэффективна, как и малая. Здесь, как и в любой конспиративной деятельности, нужна мера. Но эта мера каждый раз зависит от такого количества слагаемых, что легче изобрести некий стандарт, чем исследовать эти слагаемые, для того, чтобы определить эту меру.
Я доложил обстановку Михаилу Федоровичу. Тот почесал затылок.
— Нужно разрабатывать резервный вариант, — сказал он. — Вдруг с «Бразильцем» не удастся встретиться в течение недели.
И я снова стал просматривать материалы, касающиеся деятельности эмигрантских организаций. Но ничего нового и интересного для себя не нашел. Правда, по сообщениям одного из агентов, проходила информация о привязке новой радиостанции к пригороду Мюнхена Пулаху, но власти ФРГ почему-то не позволили этого сделать. Агент считал, что это происки «восточных немцев», которые договорились с «западными». На самом деле руководству эмигрантов не было известно, что в Пулахе дислоцируется служба, которая до весны этого года называлась «Организацией Гелена», а с апреля была преобразована в Государственную Федеральную разведывательную службу (БНД). И власти не хотели соседства своей спецслужбы с новой организацией.
Итак, получив столь ничтожный результат, который свидетельствовал лишь о том, что в Мюнхене или возле Мюнхена радиостанцию власти разместить не разрешили, я пошел домой в прескверном настроении. И в таком же настроении вернулся на следующий день в здание аппарата Уполномоченного. Но здесь меня ждали приятные вести, Ефимову удалось-таки встретиться со своим агентом.
Читаю копию справки о беседе с «Бразильцем».
Оказывается, в последний момент власти все же разрешили разместить радиостанцию в Баварии возле города Деггендорф. И дело закрутилось настолько быстро, что уже из Америки привезено оборудование, и оно размещено в бараках бывшего лагеря для перемещенных лиц, неподалеку от реки Изар.
Но самая важная часть информации была в конце справки. Работы по созданию станции должны были по планам начаться в понедельник, тогда как на дворе была пятница. Что делать? Идти к Михаилу Федоровичу? Но к нему нужно идти с планом мероприятий. Сажусь за разработку плана, правда, ни ресурса времени, ни какого-либо иного ресурса у меня уже нет. Тем не менее пишу план, первым пунктом которого является срочная командировка в Деггендорф, и несу его на согласование начальнику отдела. Тот пытается сократить мои предложения по расходам, но я настаиваю, тогда он идет к Уполномоченному, захватив меня с собой.
Однако мне не пришлось доказывать необходимость финансирования в тех пределах, которые я указал. Начальник вышел от Уполномоченного с утвержденным планом, в углу которого стояла резолюция: «По фактическим затратам».
Подпись Уполномоченного — это тот ключ, который открывает все двери. И вот уже я сижу в кресле оперативно-технического отдела, где меня фотографируют для паспорта гражданина ФРГ Карла Шеффера.
Вот мне изготавливают документы, а точнее — купчую на участок земли в районе бывшего лагеря для перемещенных лиц в Деггендорфе.
Затем следует короткий инструктаж нашего страноведа Володи Бязева, который говорит мне об этнопсихологических особенностях баварцев.
Ночью я уже в аэропорту Западного Берлина, а утром прилетаю в Мюнхен. Мой плохой немецкий объясняется по легенде тем, что я родился в Баку, в семье немецких специалистов, которые в тридцатые годы погибли, и я воспитывался в детском доме, пока меня не нашли мои родственники из Мюнхена. Но мне не судьба была жить в Германии. Призванный на службу в вермахт, я в сорок третьем году попал в окружение и пробыл в советском плену девять лет, пока не вернулся домой и не открыл собственное дело. Моя строительная фирма называлась «Шеффер и Кº».