Вытянув вперед клинок, я поманил Поято к себе и на чистом прусском языке произнёс:
– Вперёд, воин. Ты хотел схватки, и ты её получишь. Ратмирович, неукротимый сотник из войска военного вождя Пиктайта, усмехнулся и, словно кошка, мягко и красиво, слегка раскачиваясь вправо-влево, пошёл на меня. Шаги воина были стремительны, а ноги в ладных сапогах с твёрдым носком крепко держали его на земле. Одно движение Поято перетекало в другое. Он явно работал на публику, стараясь показать себя во всей красе. Всё это делалось как-то привычно, и я понимал, что не зря его нахваливали. Боец он в самом деле весьма серьёзный, иначе и быть не может, ведь его отец носит титул «ратмир», он главный волхв Перкуно в Помезанской земле, который с детства готовил своих многочисленных отпрысков к войне. Так что если бы у Поято имелись способности к ведовству, хотя бы минимальные, то быть бы ему витязем Перкуно-Перуна или волхвом. Однако их нет, и потому он обычный воин, хотя и сотник. Впрочем, как я уже отметил, рубака он сильный, и расслабляться мне не стоит. За мной – сила богов и Змиулан, за ним, несмотря на молодость, немалый опыт и десятки поверженных врагов, а значит, мы почти равны.
Расстояние между мной и Поято сократилось до двух метров, и он остановился. Глаза в глаза. Мы смотрим один на другого, и, когда воин, эмоции которого для меня недоступны, выдаёт свои намерения еле заметным прищуром, я делаю шаг вперёд. Практически одновременно мы скользим друг другу навстречу. Движения стремительны, и наши мечи сплетаются во встречных диагональных ударах. Звон стали разносится над небольшим ристалищем, вокруг которого стоят зрители: пруссы, бодричи, варяги и мои ватажники; и они встречают начало боя рёвом сильных мужских глоток.
– А-а-а! – кричат воины, и этот звук бьёт по ушам.
Однако мы не отвлекаемся. Размен ударами – и расходимся. Сближаемся – и я делаю выпад в лицо Поято. Он отскакивает назад, а я прыгаю за ним. Чёткий вертикальный удар от головы вниз, и снова столкновение мечей. Полоборота влево – и новый удар, наискосок, справа и в шею. Помезанин парирует, и его правая нога пытается подсечь мою левую. Я готов и ухожу в сторону. Снова звенит сталь. Клинки бьются, и каждое столкновение отдаётся в руках и плечах. Мы ускоряемся, и рыцарский клинок сверкает на солнце, подобно косе, которой орудует вышедший в поле на покос крестьянин. Вжик-вжик! Вжик-вжик! Теперь уже Поято атакует, и его натиск силён. Но у меня получается предугадывать практически любой удар, финт или выпад сотника – и я сдерживаю его.
Так проходит минута, за ней другая, третья. Зрители, большинство из которых бывалые воины, радуются красивому и опасному поединку без подлых трюков, словно малые дети, а мы с Ратмировичем, будто актёры. Все больше наша схватка напоминает танец, но бой идёт всерьёз. Новый выпад сотника – и я опять ухожу в сторону. Поято делает рывок на меня, и в этот момент я решаю, что пора нашу схватку прекращать. Помезанин показал себя, а я доказал, что как минимум не слабее его. Теперь надо достойно завершить наш поединок, и я, слегка пригнувшись, прыгаю на противника. Моё тело быстрее, и, когда мы с Поято сталкиваемся, он теряет равновесие. Тут же, не тратя драгоценных секунд, я толкаю его левым плечом, и сотник валится на траву. Практически мгновенно Ратмирович пытается подняться, но острие Змиулана уже прижато к его горлу. Зачарованный клинок хочет пронзить кожу человека и рассечь его вены, ведь это так легко! Однако рука сжимает рукоять меча крепко, и он мне послушен.
Снова мой взгляд, как в начале поединка, сталкивается со взглядом Ратмировича, и он, раскидывая в стороны руки, опять улыбается и произносит:
– Ты победил меня, воин Яровита.
Змиулан возвращается в ножны, а я протягиваю помезанину ладонь и помогаю подняться. Он встаёт рядом, оглядывает притихших зрителей, вскидывает вверх кулак и громко, чтобы его услышали все, кто находится в этом месте, говорит:
– Пусть сами пресветлые боги и мои боевые друзья будут свидетелями! Я, Поято, сын ратмира Визгирда из города Трусо, клянусь в верности Вадиму Соколу! Отныне он мой вождь, а я его верный воин, который будет идти за ним, пока жизнь не покинет моё бренное тело, а душа не отправится в чудесный Ирий!
Поято искоса посмотрел на меня, и я, подобно ему, поднял сжатую в кулак руку и сказал:
– Пусть мой покровитель могучий Яровит и другие боги Прави, а также все достойные воины будут свидетелями моих слов! Я, хозяин Рарога в Зеландии и воин Яровита, вождь Вадим Сокол, принимаю в свою дружину славного сотника Поято Ратмировича и всех славных мужей, которые пойдут за ним! Отныне они мои воины, за коих я отвечаю перед честными людьми и пресветлыми богами, и да будет так, пока я жив!
Дух-х!!! Дух-х!!! Дух-х!!! – подтверждая наши клятвы, воины ударили мечами и латными перчатками в щиты. Звон металла прокатился над бухтой Факсе, на берегу которой происходил поединок. И дожидаясь, пока шум стихнет, я зацепил большие пальцы рук за широкий ремень и отмотал назад предшествующие сегодняшнему дню события моей беспокойной жизни…
Город Леддечепинг пал, и воины нашего сборного войска приступили к его разорению и складированию хабара. Пленники, за которых предстояло получить выкуп, должны были отправиться в замок Вартислава Никлотинга, где имелась большая темница. Большую часть местных мастеров планировалось отправить туда же, после чего в Любек и Ольденбург поедет один из оказавшихся в городе немецких купцов. Всё шло своим чередом, и спустя шесть дней мы уже собирались приступить к перевозке пленных и разделу общей добычи: серебра, золота, товаров, утвари и оружия. Для этого хабар вытащили в поле за пределами опустошённого города, который был подготовлен к поджогу, и разделили на три огромные кучи. Волхв Орей Рядко приготовил жребий, который должен был определить, кому и что достанется. Но тут появился нежданный гость, сам князь Никлот, который уже знал о нашем успехе и прибыл в Скандию во главе небольшой флотилии.
В итоге делёжку временно приостановили. Втроём мы встретили князя бодричей, и после того, как этот суровый мужчина выслушал нас и прогулялся по Леддечепингу, часть планов пришлось слегка переиграть. Лидер бодричей вернулся на свою большую лодью и вызвал «на ковёр» сына, Громобоя и конечно же меня. Естественно, я пошёл. Никлот мне не верховод, не папа, не мама, не родня и не наставник. Так что мне его слово не закон, хотя к мнению такого авторитета прислушиваться необходимо в любом случае. Кроме того, я прекрасно видел, что он нашими действиями доволен и даже немного гордится, что Вартислав способен на какие-то самостоятельные поступки. Это грело сердце отца, и я ожидал, что Никлот нас похвалит и вернётся к своей армии, которая готовилась к битве с идущими в Ютландию германскими крестоносцами. Однако он меня удивил и ещё раз продемонстрировал, что является не только отменным полководцем, но и хорошим политиком.
Мы поднялись на борт флагмана бодричей, который назывался «Память Рерика». Никлот, одетый в повседневную одежду, холщовые штаны и рубаху, сидел на одном из румов, глаза его были чуть прищурины – он смотрел на жёлтое светило, и по губам вождя гуляла лёгкая мечтательная улыбка. Человек был счастлив, и я его понимал, ведь сбылась давняя мечта. Исконные враги-датчане разбиты в пух и прах, а Никлот получил славу и обеспечил своим соплеменникам покой прибрежных земель.