«Эх! – мысленно вздохнул Седрик и спросил себя: – Где справедливость? Другие идут впереди, а я плетусь позади. Поэтому славы и добычи мне, скорее всего, не видать. Воины авангарда разгонят упрямых варваров плётками и возьмут себе всё самое лучшее, а я останусь ни с чем и снова смогу рассчитывать лишь на объедки».
Обоз прошёл мимо. Последние телеги прокатились по дороге, и Седрик присоединился к арьергарду из конных воинов барона Густава фон Юнга, кряжистого блондина в превосходном миланском доспехе, который настороженно оглядывался вокруг. Сначала Зальх считал, что Юнг просто-напросто трусит. Однако, узнав, что Густав опытный воин, который принимал участие в нескольких военных кампаниях и дрался с бодричами под Зегебергом, разграбленным варварами семь лет назад, он изменил своё мнение и для себя определил этого рыцаря как излишне осторожного.
– Зальх, ты от Байзена? – спросил Густав юношу.
– Да. – Седрик пристроился рядом с Юнгом. – Он велел поторопиться.
– Не получается. – Рыцарь поморщился. – Последние телеги самые плохие и еле плетутся, и овец не бросишь. Да и вообще, на месте нашего пфальцграфа я не торопился бы.
– А почему? – заинтересовался Седрик.
Юнг мог не отвечать мальчишке, который неплохо орудует мечом, но не имеет боевого опыта. Однако на него что-то нашло, и он решил с ним поговорить.
– Потому, юноша, что бодричи очень сильные противники, и этих варваров нельзя недооценивать. И ещё по той причине, что они нас ждали. Ты многого не знаешь, Седрик, а я постоянно общаюсь с гонцами из других отрядов и нашими рыцарями из авангарда. У передовых сотен уже имеются потери, в основном от ловушек: волчьих ям на дорогах, самострелов на тропах и вражеских лучников, бьющих из леса. У нас же, по сравнению с соседями слева и справа, дела идут неплохо.
– А что у соседей? Они уже вступили в бой?
– В том-то и дело, что нет. Но погибших уже больше двухсот. В одной деревеньке фуражиры нашли запасы отборного зерна и стали кормить лошадей, а оно оказалось потравлено. Позавчера вечером был обстрелян отряд Хартвига фон Штаде, и бодричи использовали какие-то стрелковые машины, спрятанные в лесу. Один залп – и войско Штаде потеряло почти полсотни человек. Наши воины сунулись в лес, а там врагов видимо-невидимо! Слева вдоль моря идут вассалы Адольфа Голыптейнского и Германа фон Шталека, которых должны поддержать даны. Вот только викингов нет, а вместо них есть варяги, в любой момент готовые высадиться на берег и ударить нам во фланг. А сегодня утром в ставку пфальцграфа проскакал гонец с нешуточной охраной. Видел его?
– Да, – подтвердил Седрик.
– Так он сообщил, что идущие вслед за нами наёмники из Мюнстера и Мерзебурга попали в засаду. Что характерно, нас бодричи не тронули и пропустили мимо, а пехоту встретили. Наёмники пробились, но гонец сказал, что у них существенные потери, а враги не оставили на поле боя ни одного своего трупа. О чём все это говорит?
– Не знаю.
– Это свидетельство того, молодой Зальх, что венеды готовы к битве и хорошо организованы, и у меня складывается впечатление, что мы идём в ловушку, которую наш Фридрих не видит или не хочет видеть. Это печально, ибо подобная неосторожность для всех нас может окончиться очень плохо, а мне хотелось бы ещё немного пожить. Так что не расслабляйся, смотри в оба глаза и будь готов к неожиданному нападению. Венеды, сволочи такие, когда слабее нас, уходят от прямого боя и бьют исподтишка. Это нечестно, но очень действенно.
– Я учту это, – произнёс Седрик и подумал, что он прав: Юнг излишне осторожен и зря считает бодричей серьёзными противниками.
Войско германцев шло до самого вечера, команда остановиться прозвучала лишь в первых сумерках. Лагерь был разбит невдалеке от заросших лесом руин древнего варварского города Рерик, который свыше трёхсот лет назад разрушили датчане. Рядом находился берег глубокого озера, на другом его конце располагалась столица бодричей, город Зверин. Ещё два-три дня – и армия Фридриха Саксонского, к которой присоединятся отряды наёмников, а также дружины католических епископов и архиепископов, подойдёт к стенам вражеского города. После чего будет решительный штурм и славная победа. В чём, в чём, а в этом Зальх был уверен. Точно так же как и в том, что отряды Хартвига фон Штаде обойдут столицу врага с другой стороны и не позволят князю Никлоту сбежать со всеми своими несметными богатствами к соседям. А войско графа Адольфа Голынтейнского в это время возьмёт прибрежную крепость бодричей Дубин. Так должно было случиться, по мнению Седрика, и только одно по-прежнему терзало его душу: он сомневался, что успеет принять участие в сражениях с дикарями, а раз так, то это могло отдалить вожделенное рыцарское звание, которым он грезил с самого раннего детства.
Наступила ночь. Обоз встал на окраине лагеря, и сервы-возницы вместе со слугами рыцарей поставили палатки, разожгли костры. Соломой Седрик обтёр своего бедного мерина и повесил на его морду торбу с овсом. С припасами в войске саксонского пфальцграфа всё было хорошо, а охранники обоза, как водится, имели доступ ко всему самому лучшему. И это был плюс, который хоть как-то примирял Зальха с тем, что он не на острие наступления, а вынужден идти в арьергарде.
Привязанный к одной из телег старый мерин медленно, словно нехотя, перебирал губами овёс, а Седрик направился к ближайшему костру, от которого доносился аппетитный запах ячменной каши с бараниной. Здесь расположились такие же, как и он, молодые отпрыски бедных рыцарских родов – блондинистый крепыш Отто Ребиндер, рыжий и сухопарый умник Гуго Ландсберг и худой, словно палка, долговязый Эдуард Лиделау. Все они, подобно Седрику, жаждали большого сражения и за ужином ещё раз сетовали на судьбу и трусость бодричей, не желающих выйти против германцев на честный бой, семь-восемь тысяч против тридцати. Поев, молодые воины легли спать.
Седрик расстелил на земле снятый с воза полог, положил под голову потёртое седло, скинул прохудившиеся сапоги и размотал сырые портянки. Потом он пристроил сбоку свой меч и кинжал, с завистью покосился на отличную палатку Байзена и стал проваливаться в сон. С озера тянуло сыростью. Всхрапывали лошади и перекликались караульные воины. Рядом с Зальхом храпел Отто Ребиндер, а невдалеке шумели листвой деревья. Все хорошо… Хорошо… Хорошо…
Крепкий и спокойный сон юноши был прерван после полуночи. Что-то разбудило его, но он не мог понять, в чём дело. Вроде всё как обычно. Однако что-то не так.
Седрик проморгался. Рядом багровыми углями тлел затухающий костёр, и прохладный ветерок заставил юношу поёжиться. Тревогу никто не поднимал, и только верный мерин, на котором батюшка изъездил половину Европы, почему-то бил копытом.
«Старая кляча! – со злостью подумал Седрик. – Надо встать и всыпать ей пару-тройку ударов палкой по костлявому хребту, чтобы не чудила. Хотя нет. Лучше попробую успокоить животину, а то помрёт ещё, и придётся мне к Зверину идти пешком!»
Юноша хотел подняться, но рядом кто-то захрипел, и, слегка повернув голову, он увидел, что над спящим Гуго Ландсбергом возвышается человек, руки которого находятся под его накидкой. Тело товарища дёрнулось, затем снова раздался хрип, а неизвестный человек сделал шаг по направлению к Отто Ребиндеру, в его руках что-то блеснуло.