До утра больше никто не сомкнул глаз. К лесу были выдвинуты сильные отряды наёмников, которых несколько раз обстреливали венедские стрелки. Рядовые воины собирали разбежавшихся по окрестностям лошадей и перебирали уцелевшие припасы. Остатки охранной обозной сотни вернулись к месту своей стоянки, и Густав Юнг, недолго думая, ударил выживших молодых дворян мечом по плечу. С этого момента они стали настоящими рыцарями, и первое дело, которое поручил им командир, – это захоронение воинов своей сотни, а также сбор всего сохранившегося и не украденного язычниками оружия и доспехов.
Рассвет наступил как-то внезапно. Сначала от озера накатила волна тумана, и, спрятавшись в этой мутной пелене, бодричи нанесли ещё один удар по лагерю германцев, только в этот раз не от леса, а со стороны Рерика. Врага отразили, но опять с немалыми потерями.
К моменту, когда немного развиднелось, туман быстро рассеялся и солнце озарило окрестности своим ярким светом, мёртвые воины были собраны, и полтора десятка сервов и возниц, которых венеды не тронули, стали рыть общую могилу. Мягкая земля, которую вспарывали деревянные лопаты, тёмными кучками вылетала из большой ямы на поверхность. Седрик стоял рядом, смотрел на тело Байзена, которому, будто свинье, вскрыли горло прямо в его палатке, и думал о том, что война, как и любое дело, имеет свою некрасивую сторону.
Словно чувствуя или понимая, о чём размышляет свежеиспечённый рыцарь, стоящий за спиной юноши фон Юнг окликнул его:
– Седрик, хватит смотреть на мёртвых. В этом нет ничего привлекательного. Грязь, кровь и вонючие кишки, о которых не поют в балладах. Иди сюда.
Зальх подошёл к Густаву. Следом появились Ребиндер и Лиделау. Ветеран смерил их суровым взглядом, кивнул на гору из оружия и доспехов, усмехнулся и сказал:
– Выбирайте себе мечи и броню по вкусу. Впереди немало боёв, и хорошее вооружение вам понадобится.
– Но это ведь не наше, – разглядывая окровавленные кольчуги и панцири, произнёс Ребиндер.
– Теперь ваше, потому что нашим друзьям на том свете железо ни к чему. Делайте, что сказал, и будьте готовы к тому, что вскоре мы продолжим путь.
Опытный Густав фон Юнг оказался прав. К полудню подошли отряды священнослужителей и наёмной пехоты. Фридрих Саксонский и его приближённые приободрились, и, когда войско схоронило несколько сот мертвецов, было приказано продолжить наступление на Зверин. Германские отряды выходили на широкую дорогу, которая шла вдоль озера, и Седрик фон Зальх, который так и не нашёл своего мерина, зато получил превосходный панцирь Байзена и его шлем, а также отличный стальной меч одного из воинов, зашагал на юг. Только шли германцы не долго. Всего через пару часов они упёрлись в недавно построенную крепость, о которой никто не знал. Обходить её пришлось бы по оврагам и дремучим чащобам, а взять укрепление немедленным штурмом не представлялось возможным. Войско католиков остановилось, а ночью опять пришли венедские налётчики, и начался кошмар, который унёс новые жизни, и продолжался он до очередного рассвета.
Северное море. 6652 от С. М. 3. X.
Ветер бил в лицо и швырял в него морскую влагу. От соли кожу стянуло, волосы на голове слиплись и застыли колтунами, а глаза щипало. Стоять без опоры на палубе корабля, которая ходила ходуном, было невозможно. Дела наши плохи, и, отвернувшись от безумного и жестокого воздушного потока, я стал всматриваться туда, где должен находиться берег. Однако вокруг «Яровита», который вместе с «Кресом» шёл на соединение с основными силами моей флотилии, ждущими нас в тихой гавани на островке невдалеке от города Слейс, были только огромные темно-серые волны. Берега я не увидел и второго шнеккера, кстати, тоже.
Весенний шторм силой не менее семи баллов кидал «Яровита», словно он лёгкая пушинка. Воины, чтобы не вылететь за борт, привязались к румам. Дерево корабля, который не слушался руля, стонало и трещало. Ветер заглушал голоса людей, и казалось, ещё немного – и нам придёт конец. Грозная стихия разломит шнеккер пополам и разметает его на куски, а наши бренные оболочки станут упрямо цепляться за жизнь, но всё будет бесполезно. В холодной воде, да ещё на крутой волне высотой в трёхэтажный дом, никто не выживет, и, разумеется, наши родные так и не узнают, где и как экипаж боевого корабля принял свою смерть.
«Да уж, – двумя руками цепляясь за борт, подумал я, – вот и сходил ты, Вадим Андреевич, в поход. Теперь на корм скользким рыбёшкам вместе со всеми своими товарищами отправишься, а твои проекты, скорее всего, заглохнут. Векомир с волхвами и князьями будет биться против крестоносцев до последней возможности, и очень даже может быть, что первый серьёзный натиск отобьёт. Но потом всё равно будет поражение, ибо старик не вечен. Сука! Несправедливо это, но против природы не попрёшь. Разве только своего небесного покровителя о помощи попросить. Но услышит ли меня Яровит и сможет ли помочь? Не знаю. Однако попробовать стоит. Мне всё равно терять нечего, а варягам и киевлянам, которые увидят, что вождь не сдаётся, это будет примером. Неосознанно они станут равняться на меня и надеяться на спасение. А там, глядишь, буря утихнет, и кто-то сможет добраться до берега».
Рядом со мной, на карачках пробежав по палубе, появился Ранко Самород. Смотреть на него было страшно – лицо в белой корке, а глаза, словно у вампира или нечисти какой, красные и слегка безумные. Левой рукой он обхватил рум, правой схватился за мой толстый кожаный плащ, подтянулся и прохрипел:
– Смерть близка, Вадим! Я чую приближение Морены! Но прежде, чем мы погибнем, я хочу сказать, что ни о чём не жалею! Я рад, что ходил с тобой в походы, и доволен своей судьбой! И ещё я уверен, что мы попадём в Ирий и там обязательно встретимся! Может, у трона твоего Яровита или во владениях моего Святовида!
Самород усмехнулся, и корка на его обветренных губах лопнула. На миг они покрылись сукровицей, и снова нас накрыла солёная волна. Мы, словно псы, которые выползли на берег после купания, одновременно встряхнулись, и я сказал варягу:
– Ещё не всё потеряно! Держись! Будем бороться!
Варяг хотел что-то ответить, но порыв ветра забил его открытый рот, и он закашлялся, а я стал погружаться в себя. Прочь посторонние мысли и желания! Нет ничего – ни шторма, ни ветра, ни свинцовых туч над головой, ни забот, ни планов на будущее, ни родных людей. Есть только я, потомок славянских небожителей Вадим Сокол, и мать-природа, через которую я передам своё слово богам. Всё остальное – досадные мелочи, недостойные внимания. Только в таком состоянии голос человека может быть принят родовыми богами, которые услышат своего правнука, где бы он ни находился. Так учат волхвы, и мне известно, что это истина.
Я стал забывать лицо Нерейд и малыша Трояна. Ушли лица других знакомых людей и события двух моих жизней, в двадцать первом веке и в двенадцатом. Все земные желания оставили меня, уши перестали воспринимать шум ветра, и я почувствовал сердцебиение нашей родной планеты.
Тук!
Пауза.