Миг бесконечности. Книга 2. Волшебный свет любви | Страница: 16

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

А дальше… Все вышло случайно. В один прекрасный день преподаватель отправил ее как старосту группы за пособием по предмету, забытым им на рабочем столе. Пулей пролетев по коридорам, Катя на обратном пути неожиданно зацепилась взглядом за лежавшую на полу яркую шариковую ручку и остановилась как вкопанная: точь-в-точь такую ей привез из Германии Гена. Подняв ручку, она с недоумением повертела ее в руках, осмотрелась по сторонам, на всякий случай тихонько приоткрыла ближайшую неприметную дверь и…

То, что она увидела, ввело в ступор: в сумраке лаборантской, прямо за стеллажом с наглядными пособиями по грамматике немецкого языка, целовались мужчина и женщина. Вернее, не просто целовались, что было понятно по ритмично качавшимся плакатам и длинным темным волосам женщины с запрокинутой головой. Пара занималась сексом… Страстным… То, что это происходило прямо в стенах учебного заведения, в помещении, куда в любую минуту мог кто-то заглянуть, по-видимому, только добавляло им страсти.

Конечно, будучи девушкой воспитанной, в любом другом случае Катя тут же закрыла бы дверь и, осудив про себя данное действо, спокойно отправилась в аудиторию. Но здесь она не могла сдвинуться с места: мужчина показался похожим на… Это был Генка! Ее любимый Генка, Генрих Вессенберг по паспорту!

Стукнулась об пол выроненная ручка. Стойка замерла, плакаты слегка раздвинулись, показались знакомые глаза – расширенные то ли от испуга, то ли от раздражения из-за того, что кто-то помешал любовной утехе.

В чем была, Катя выскочила на улицу. Плача в три ручья, не замечая моросящего дождя и холода, она добежала до сквера у стадиона «Динамо», присела на мокрый краешек укрытой от любопытных глаз скамейки и взвыла от горя. Хотелось умереть… Тут же… Заболеть и умереть, потому что жить дальше незачем, потому что ее предали и любовь ее предали.

Сколько она так просидела на дожде и пронизывающем ветре, сказать сложно. Сидела, пока можно было как-то терпеть холод, пока зубы и подбородок не стали выбивать безудержную чечетку, болью отдававшуюся в мозгу и во всем теле.

В тот же вечер в комнату постучался Гена и попросил Катю выйти в коридор. Взъерошенный, возбужденный, виноватый. И хоть так и распирало выставить его за дверь, желание узнать, что же он скажет в свое оправдание, победило. То, что услышала, добило окончательно. Гена признался, что это была преподавательница немецкого языка, которая старше его на девять лет, и встречается он с ней еще с Германии. Случайно столкнулись летом в немецком городишке, где он гостил у родственников, а молодая женщина привезла группу детей на оздоровление. Кроме секса, их ничего не связывает, потому что он давно любит Катю. Вот только никак не решался ей в этом признаться: не хотел связывать себя и ее обещаниями, поскольку в скором времени семья Вессенбергов собиралась покинуть Беларусь.

И хорошо, что все открылось, так как его давно тяготили и эта связь, и чувство вины перед Катей. Больше всего на свете он боится потерять ее и буквально час назад расстался с бывшей пассией. Более того, ради Кати он готов остаться здесь и никуда не уезжать.

«Надеюсь, ты меня простишь?» – с мольбой заглянул он ей в глаза после длинного монолога.

«Уезжай… – твердо ответила Катя и добавила: – Ты уже убил любовь».

Той же ночью у нее резко поднялась температура, на теле появилась непонятная сыпь, началась одышка. К утру перепуганные соседки по комнате вызвали «скорую», которая отвезла Катю в больницу с малообнадеживающим предварительным диагнозом: «острая вирусная инфекция; менингит». Лишь через несколько дней выяснилось, что это двусторонняя пневмония, которая на фоне сильнейшего нервного стресса дала нетипичную картину.

А ведь поначалу ее поместили в инфекционную больницу, в закрытый бокс, куда никого не пропускали, кроме медперсонала. Она долго находилась в полубессознательном состоянии, в котором, точно заевшая пластинка, крутился один тридцатисекундный ролик: ритмично двигавшаяся стойка с плакатами, Генкины очумелые глаза, женщина с длинными темными волосами… Она и не догадывалась, что, пока лежала в инфекционке, Вессенберг дни и ночи проводил под ее окнами на территории больницы.

После того как установили диагноз, отец перевел дочь в окружной госпиталь, где первую неделю она практически ни с кем не общалась. От одного воспоминания о Генке становилось нестерпимо больно: как он мог ее предать? Переживала Катя и по другой причине: она совсем забыла о родителях! Год назад одна за другой умерли ее бабушки… Если бы она последовала за родными, что стало бы с папой и мамой? Надо выкарабкиваться, найти силы и побороть болезнь, которую заработала по собственной глупости.

И тут соседке по палате передали книгу «Основы аутотренинга». Катя попросила почитать и сделала вывод: надо учиться владеть собой в стрессовых ситуациях. Для начала она решила ограничить к себе доступ посетителей и попросила лечащего врача никого, кроме родителей, к ней не пропускать. Особенно молодого человека по фамилии Вессенберг.

Доктор, подозревавшая, что здесь не в одной простуде дело, а истинным виновником кризиса является данный молодой человек, пожелание больной выполнила. Однокурсницам же Катя послала записку и попросила не беспокоиться, а только привезти учебники и книги по самосовершенствованию.

«Хорошо, хоть никто не усмотрел в моих действиях попытку суицида, – изучив от корки до корки всю переданную литературу, пришла она однажды к выводу. – И больше это не повторится. Я должна быть сильной, – не уставала она твердить по тридцать раз за день. – Отсекать и блокировать в памяти все неприятные моменты. И жить дальше».

К выписке Катя была уверена, что окончательно распрощалась с прошлым и готова начать жизнь сначала. А пока необходимо наверстать пропущенные занятия и срочно найти работу. Любую.

Но в эти планы едва не вмешались родители. Забирал дочь из больницы отец – отпросился со службы, взял машину и без лишних разговоров повез домой. Они с матерью уже решили, что после такой тяжелой болезни их чаду надо как следует восстановиться, и для этого придется брать академический отпуск. Однако чадо было категорически против, и через день отцу снова пришлось договариваться насчет машины: дочь возвращалась в университет.

Катя с головой погрузилась в учебу, вышла без «хвостов» на зимнюю сессию и успешно ее сдала. Той же зимой устроилась курьером в одну из газет, затем в отдел по работе с письмами. Думать о пережитой душевной драме было некогда – хватило бы сил до кровати доползти. Да и с Генкой, кроме как на занятиях, которые он все чаще пропускал, они почти не виделись. Лишь ловила иногда на себе его печальный взгляд.

А к концу летней сессии на курсе прошел слух, что Вессенберг с семьей уезжает на историческую родину в Германию…

На прощальную вечеринку по случаю его отъезда Катя не пошла. Сдав последний экзамен, она рассчиталась с библиотекой, общежитием и, совершив над собой неимоверное усилие, в тот же день уехала домой. Отец, пользуясь знакомствами, устроил ее на практику в районную газету.

Спустя неделю на их домашний адрес пришло письмо. Справившись с первым желанием разорвать его на клочки, Катя распечатала конверт. В свойственной ему шутливой манере Гена сетовал на то, что она проигнорировала прощальное мероприятие, а далее следовало… Повторное признание в любви. Искреннее, отрывистое, по-журналистски четкое, в самое нутро… Сожалеет, что не признался в своих чувствах на первом курсе, что вовремя себя не остановил. Время показало, что Катя его не простила. Поделом. Но он будет помнить о ней всю жизнь… Далее письмо резко обрывалось, без всяких «до свидания» и РБ. Словно человек испугался хода собственных мыслей или же из суеверия решил не писать никаких прощальных слов.