– Все будет хорошо, Арина Ивановна, – Катя коснулась рукой ее плеча. – Поверьте, пройдет время, и все наладится. Вы только папу берегите. До свидания! С наступающим!
– Шубу бы забрала! – прокричала ей вслед женщина. – Все бегаешь в куртке, простудишься!
Но Катя ее уже не слышала.
– Хорошо бы где-нибудь перекусить, – не дождавшись от нее ни слова, предложил Вадим, когда машина выехала на кольцевую. – Честно говоря, только и успел утром бутерброд проглотить да кофе выпить.
– Хорошо бы, – опустила она голову.
Оторвав взгляд от дороги, он посмотрел на Катю и, заметив бегущую по щеке слезу, включил правый поворот и съехал на обочину.
– Ну что ты снова плачешь? – отстегнув ремень, прижал он ее к себе. – Как чувствовал, какой у вас там разговор… Я никому не позволю тебя обижать, даже отцу.
– Не позволяй. Пожалуйста, – не таясь, заплакала Катя и уткнулась лицом в его дубленку. – Ну почему он со мной та-а-ак, почему? Ведь я – его дочь! Почему он продолжает цепляться за Виталика? Ради чего он и его приглашал встретить Новый год? – вырывалось у нее между всхлипываниями. – Почему он меня предает?
– Он тебя не предает, – нежно целуя и поглаживая ее макушку, пытался успокоить Вадим. – Он и не думает тебя предавать! Ну поставь себя на место отца: у дочери был стабильным брак, надежный мужик рядом. И у отца было дело. И тут – бах! – все рушится! Он просто не хочет в это поверить! Из-за какой-то мелочи, из-за мужской шалости! Да половина женатых мужиков посочувствуют твоему Виталику!
– Ты тоже ему сочувствуешь?
– Я – нет. Потому что никогда не был женат, – попытался пошутить Вадим. – Но если женюсь, скорее всего, присоединюсь к другой половине.
– Хочешь сказать, что ты не такой, как все? – уточнила Катя.
– Когда однажды в жизни человек переживет предательство любимого, он не позволит себе сделать то же самое. Потому что знает, как это больно.
Всхлипывания стали реже. Скорее всего, последняя фраза заставила Катю задуматься.
– Получается, для того чтобы стать вот таким особенным, обязательно надо пережить предательство? – после довольно долгой паузы подала она голос.
– Не знаю, – чистосердечно признался Вадим.
– А как насчет прощения? Можно ли простить?
– Только если продолжаешь любить. Тогда есть шанс. А вот если простить как пожалеть – это не выход. В таком «простить» нет ничего, кроме унизительного снисхождения и потери уважения к человеку. А в итоге и к себе, – вздохнул Вадим, осторожно отстранил ее голову, спрятал под капюшон выбившуюся прядь светлых волос и поцеловал в кончик носа. – Значит, так. Сейчас едем ко мне, наряжаем елку, забираем все, что пригодится…
– Какую елку? – подняла она на него заплаканные глаза.
– Ну, ты же сказала, что Новый год у тебя ассоциируется с елкой и апельсинами? Признаться, у меня тоже. Вот я и купил елку, апельсины. Елка, правда, искусственная, но это уже не столь важно. Так вот…
– Погоди, ты ее специально купил? До этого у тебя не было елки?
– Не-а, – покрутил он головой и пояснил с улыбкой: – Выражаясь твоими словами – она не вписывалась в мой интерьер.
– А разве интерьер за это время изменился?
– Кардинально – пока нет. Но, честно говоря, поднадоел своим однообразием. Холодно там. Как в музее, или в гостинице, – лукаво подмигнул он. – Короче, так: ставим елку, наряжаем, вызываем такси и едем к маме. Там и перекусим, и стол поможем накрыть.
– А вдруг и твоя мама встретит нас так же «тепло», как мой отец? – спросила она.
– Глупая моя… Да за всю жизнь я ни разу не знакомил родителей с девушкой. И мама будет на седьмом небе от счастья! Она с утра всех знакомых обзванивала, искала рецепт низкокалорийного новогоднего блюда!
До Сторожевки в этот раз добрались гораздо быстрее: пробки рассосались, машины разъехались по городам и весям, народ большей частью уже пребывал дома и готовил салаты.
Общими усилиями распаковали и украсили елку. Вадим стал собирать в сумки все необходимое для встречи Нового года, а Катя присела на диван и долго смотрела на блестящее великолепие отсутствующим взглядом. Почему-то вспомнилось детство, когда вот так, глядя на наряженную елку, они с мамой дожидались за праздничным столом отца. А его все не было и не было… И вдруг, буквально за пару минут до боя курантов, он появлялся, точно Дед Мороз: весь в снегу и обязательно с апельсинами… Господи, как же давно это было!
Странное дело: вроде как успокоилась, и даже настроение успело подняться, но стоило вспомнить маму, новогодние картинки детства – и снова на душе стало нестерпимо грустно. Как предчувствие чего-то очень-очень плохого: вот оно, уже близко… А она не видит, не слышит, не может сообразить, с какой стороны надвигается опасность!
– Черт, до такси не дозвониться! – Вадим с досадой посмотрел на телефон и нажал повтор номера. – Бесполезно, занято.
– Может быть, я попробую? – вскинула голову Катя.
– Лучше переоденься пока, – посоветовал он. – Сейчас Зиновьева наберу, может, еще в городе болтается… Саша? Добрый день, Ладышев… Спасибо, и тебя с наступающим! Скажи, ты на машине?.. Да просьба есть: не могу до такси дозвониться. К матери собрался, свой «ровер» не хочу у нее во дворе бросать. Через двадцать минут? – глянул он на часы. – Хорошо, будем ждать внизу. Спасибо!.. Ну вот! Все разрешилось самым чудесным образом: как раз на стоянку ехал… Ты почему не переодеваешься? – удивился он.
– Боюсь…
– Чего боишься? – Вадим присел рядом. – Катя, что с тобой сегодня творится? Что тебя еще мучает, объясни! – взял он в руки ее ладошку.
– Не знаю, – рассеянно глядя куда-то вдаль, пожала она плечами. – Сама не могу понять, что со мной. Устала, наверное, за год.
– И что же мне теперь делать? Как я могу помочь, если ты сама не знаешь, что с тобой происходит?
Тяжело вздохнув, Вадим потерся щекой о ее плечо, взял ее вторую ладошку, сложил обе вместе и уткнулся в них лицом. Спустя несколько мгновений он сбросил шлепанцы, прилег на диван и положил голову ей на колени.
– Не тяжело? – поднял он взгляд.
– Нет, нисколько, – улыбнулась она. – Ты сейчас похож на котенка. Такой большой котенок, – нежно провела она рукой по его волосам.
– Так бы и жил вечно у тебя на коленях, – поджал он ноги и закрыл глаза. – И мурлыкал бы от удовольствия. И никуда бы не отпускал хозяйку из дома.
– Даже за молоком? – продолжая гладить по голове, Катя принялась игриво почесывать его за ухом.
– Предпочитаю сметану! – открыл он один глаз. – Предупреждаю: я боюсь щекотки.
Однако Катя не только не послушалась, но стала теребить и другое ухо, которое лежало прямо на ее ладони, затем спустилась к шее.
– Ах вот ты как! Ну подожди!