Доселе мирное лицо Саши внезапно изменилось – сначала он вздохнул, нахмурившись, затем попытался улыбнуться, но улыбка получилась на редкость кислой.
– Заранее прошу извинения за то, что, возможно, вас шокирую… Но если говорить честно, то я не слишком люблю своего племянника, и мне откровенно плевать, станет он победителем или нет.
Он взглянул на меня и тут же опустил глаза, упрямо продолжая свою неожиданную исповедь.
– Наверное, все дело в том, что Пьер – на редкость эгоистичный мальчишка, который всю жизнь думает только о себе. Он – центр целого мира! Сделаю вам еще одно признание: я просто ненавижу балет. – Тут Саша перешел едва ли не на шепот. – Ненавижу с самого детства. Дело в том, что мама, яростная поклонница балета, очень хотела, чтобы я стал вторым Нижинским. В детстве я даже почти целый месяц посещал занятия в балетной школе.
Саша трагически закатил глаза.
– Это были самые черные дни моей жизни! Признаю честно: я абсолютно бездарен по части танца, а потому для меня наказанием божьим были все эти позиции у станка, деми-плие и прочие ужасы. Больше всего я благодарен маме за то, что она это быстро поняла и отменила мое балетное образование.
Выговорившись, Саша взглянул на меня чистыми голубыми глазами, словно ожидая моей оценки, но я скромно промолчал. Вот такие макароны! Только выяснился факт обмана Риты, как следом влюбленный в нее нотариус сам преподносит мне жареный факт: оказывается, он с детства терпеть не может балет. Стало быть, и к танцовщикам относится без излишней любви. Мне тут же припомнились собственные недавние размышления на эту тему.
…«Наш убийца и есть не совсем здоровый психически человек – некто, ненавидящий искусство Терпсихоры, способный убить просто потому, что это чертовски рискованно, и потому что не может выделывать такие же виртуозные па на сцене, какие легко выделывали Савелий Уткин и Алекс Мону…»
Тут очень кстати подоспел наш поезд, и мы заняли места в вагоне. Удивительно, но факт: даже для самого отчаянного болтуна иногда наступает время молчания, когда рот как будто бы вдруг защелкивается на щеколду, а слова и мысли теряют свой смысл. Словно незнакомцы, мы с Сашей уселись друг против друга, все пятнадцать минут пути молча глядя на мелькающие за окном прекрасные виды озера с розовым шариком солнца, идущего на посадку.
Не знаю, о чем размышлял мой попутчик, а вот в моей голове мысли водили бурные хороводы, выстраивая по порядку всех подозреваемых в убийствах: ненавистник балета Саша Мерсье, его выскочка-племянник Пьер ле Пе, люто ненавидящий всех своих потенциальных соперников в искусстве Терпсихоры…
И все-таки лично для меня в настоящий момент на первый план вышла подозреваемая номер один – полная комплексов журналистка «Русской Матрешки» Рита Ошенко. Разложим все по полочкам.
Первое: у Риты была просто прекрасная возможность убить обоих парней на набережной Монтре. Фотокамера на груди, предложение провести импровизированную фотосессию – прекрасный повод увести парней на безопасное расстояние. Между тем можно поспорить на что угодно: и Савелий, и Алекс явно кому-то позировали! Почему бы не милой и приветливой журналистке из «Русской Матрешки»? Для Савелия, как только что выяснилось, она была одноклассницей, для Алекса – представительницей солидного русскоязычного журнала.
Второе и, пожалуй, самое сложное – «орудие» убийства. И здесь все так же замечательно совпадало, потому как год назад Рита, под видом интервью побывав в доме доктора Плиса, вполне могла похитить у него препарат «Волшебный сон». Предположим, журналист газеты «Утро» прав, и она действительно желала избавиться от своего благоверного, но когда вокруг доктора и его зелья началась бурная шумиха, похищенное пришлось припрятать куда подальше. И вот спустя год «Волшебный сон» неожиданно пригодился…
Конечно, один вопрос можно считать открытым: для чего молодой симпатичной журналистке отправлять на тот свет танцовщиков балета? Возможно, из-за ее комплексов, в том числе легкой полноты. А возможно, красиво отправляя на небеса парней, она таким образом изливала свою ненависть к нелюбимому мужу?
Как бы там ни было, а девушка довольно грубо соврала мне, пытаясь скрыть свое знакомство с Савелием Уткиным, тем самым дав мне веский повод подозревать ее во всех тяжких.
«…Итак, вы вплотную протиснулись к Савелию Уткину, окруженному восторженной толпой поклонников, и начали что-то нашептывать ему на ухо… Что?
– Сказать по правде, ничего особенного и ничего, что отличалось бы от выкриков вокруг него. Вот только все это я произнесла на родном для Савелия Уткина языке – на русском, в то время как все кругом выражали свои восторги и выкрикивали комплименты на французском. Я просто наклонилась к самому уху парня и сказала: «Позвольте послужить вам переводчиком и перевести все восхищенные отзывы о вашем выступлении»…»
«…Рита – дерзкая девчонка. Кстати, сейчас, когда в деле о двух таинственных убийствах вдруг всплыл тот самый препарат доктора Плиса, у нее мгновенно пропало всякое желание освещать его. Хотя, между прочим, этот самый Савелий, первая жертва, – из ее старых знакомых… Я хочу сказать, что практически гениальный солист балета из города Петербурга Савелий Уткин был одноклассником Риты… Вижу, вам о своем знакомстве она не удосужилась рассказать – впрочем, как и швейцарской полиции…»
По прибытии поезда в Монтре Саша Мерсье, торопливо кивнув мне, первым поспешил покинуть вагон. А вот я не слишком торопился, решив дать парню фору – после бесконечных разговоров этого дня мне хотелось немного побыть в одиночестве и тишине. Неторопливо поднявшись с места, я вдруг увидел рядом с сиденьем Саши небольшой темно-синий блокнот в кожаной обложке, очевидно, выпавший из кармана его куртки. Прихватив его, я вышел из вагона и огляделся, что было совершенно бесполезно – разумеется, мой попутчик давно исчез из виду.
Сунув находку в карман, я подумал, что верну блокнот хозяину на балетном шоу, куда наверняка ненавистник балета все-таки явится – хотя бы для того, чтобы «случайно» повстречать Риту.
Между тем время приближалось к шести; в моих планах было перекусить где-нибудь в городе, после чего направиться в дом Мари, чтобы поприветствовать милых хозяев перед совместным культпоходом на набережную, а заодно сообщить, что Соня сегодняшнюю ночь проведет в Версуа.
Бывают удивительные вечера, откладывающиеся в памяти своей особенной, волшебной атмосферой необъяснимого счастья. Именно таким был вечер в день третьего балетного тура конкурса. Фанфары открытия прозвучали ровно в восемь часов, когда воздух был цвета густой карамели, и в этих сладко сгущавшихся сумерках классическая музыка Верди, Чайковского и Сен-Санса казалась волшебно осязаемой, как некие переплетающиеся нити, создающие удивительные узоры мелодий, прорисованные движениями гибких тел танцоров.
Сразу отмечу: на этот раз никто из выступавших ничем сенсационным не отличился. Каждое выступление было по-своему прекрасным, но не более того – не было фантастически легкого парения над сценой Савелия Уткина, не было сумасшедшей энергии Алекса Мону.