— Здравствуйте, мадемуазель Лубе. Из объявления в газете я узнала, что вы открыли диспансер. Вот я и пришла, чтобы вы посмотрели моего малыша. Но вы узнаете его, малыша Пьера?
— Пьера? Входите, прошу вас.
Ничего еще не понимая, Анжелина стала вспоминать о своем последнем визите к фермерам, которым она предложила усыновить брошенного матерью младенца. Жан Мессен наотрез отказался, приведя свою жену в отчаяние.
— Пьер… Но сестра отвезла его в сиротский приют Фуа! — сказала растерявшаяся Анжелина.
— Да, так и было. Сейчас я вам все объясню…
Они прошли в помещение. Люсьена Мессен сразу же начала восторгаться:
— Надо же, как здесь чисто! И как все хорошо устроено! Да у вас современное оборудование!
— Благодарю вас, мадам. Я счастлива, что вы стали моей первой пациенткой… нет, моим первым пациентом стал Пьер. У него очень выразительное лицо для своего возраста, и он такой красивый! Ему три месяца, ведь он родился 28 августа.
— О, вы помните дату его рождения! Тем лучше, мы сможем справлять ему дни рождения именно в тот день, когда он появился на свет.
— Я веду дневник, куда записываю сведения обо всех родах, — пояснила Анжелина, которой не терпелось узнать, почему и как Мессены забрали ребенка.
Счастливо улыбающаяся женщина поцеловала младенца в лобик.
— На следующий день после вашего визита с монахиней я пригрозила мужу, что повешусь в амбаре, если у меня не будет младенца, которого я смогла бы приложить к груди. Я и так всю ночь плакала. Свекровь постоянно твердила, что я должна перевязать грудь, но я упорно отказывалась. Мой бедный Жан испугался. Знаете, он очень любит меня, хотя у него, черт возьми, отвратительный характер. Он так легко впадает в гнев! Но он действительно любит меня. В течение двух дней я грозилась покончить с собой, мы жарко спорили о том малыше, который был таким прелестным, крепким. Жан ведь тоже это заметил… Представьте себе, мадемуазель Лубе, он в конце концов сдался. Я даже оторопела. Ну вот. Недолго думая, мы сели на поезд и привезли нашего мальчишку. Нашего Пьера.
— Вы официально его усыновили?
— Да, месяц назад. Его зовут Пьер Мессен. Да, моя крошка?
Женщина вновь поцеловала своего малыша, и тот радостно засмеялся. Восхищенная Анжелина погладила Пьера по щеке.
— Он очень развитый, чувствуется, что природа наделила его буйным темпераментом. Как я счастлива, мадам! Я часто думала об этом маленьком мальчике, у которого было так мало шансов попасть в хорошую семью. В моих глазах это настоящее чудо.
— В ваших столь прекрасных глазах, — подхватила любезная посетительница. — Я тоже счастлива видеть вас в такой обстановке, мадемуазель Лубе. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня, потому что приехать на ферму после скандала, учиненного моим мужем, — на это мало кто решился бы. Если бы в тот день вы не рассказали мне о Пьере, я опустила бы руки, возможно, умерла, и меня похоронили бы. Да хранит вас Господь!
Люсьена Мессен с трудом сдерживала слезы благодарности. Пытаясь справиться с чувствами, обуревавшими и ее, повитуха перевела разговор на другую тему:
— Что вас привело ко мне, дорогая мадам? Пьер болен? Но он выглядит совершенно здоровым!
— Он хорошо сосет, у него частый стул. Но на ягодицах выступили какие-то красные пятна, а на голове образовались корочки.
— Положите его на кровать, распеленайте и снимите чепчик.
Анжелина с удовольствием смотрела на розовое пухлое тельце младенца, который тут же радостно задрыгал ножками, едва мать распеленала его.
— Лет через десять ваш муж будет с удовольствием общаться с этим славным весельчаком, — заметила Анжелина.
Анжелина внимательно осмотрела младенца. Ни красные пятна, ни желтоватые корочки под темными волосами не вызывали тревоги. Молодая женщина подумала, что Люсьена Мессен просто воспользовалась этим как предлогом, чтобы приехать в Сен-Лизье и показать ей малыша. Она посоветовала пользоваться бальзамом, который брат Эд, старый больничный монастыря, готовил по ее просьбе для нежной кожи сосунков.
— А корочки смазывайте миндальным молочком или вытопленным свиным салом. Они исчезнут, когда он начнет есть пюре или кашу на коровьем молоке, если, конечно, он его будет хорошо переносить.
Пока Люсьена Мессен пеленала малыша, женщины продолжили свою неторопливую беседу.
— А какие услуги вы оказываете в своем диспансере, мадемуазель? — спросила фермерша.
— Я все указала в объявлении. Даю советы по уходу за детьми до четырех лет, наблюдаю за беременными, и даже после родов. Что касается самих родов, то как раз о них я думала до вашего прихода. Думаю, женщины предпочитают рожать дома, в семейном кругу, однако могут быть исключения. Не хочу показаться невежливой, но как вы добрались до Сен-Лизье?
— Меня привез один из наших батраков в кабриолете. Он оставил его чуть дальше, у общественного сада. Спасибо за вашу любезность, мадемуазель Лубе. И еще раз спасибо за Пьера.
Из кармана жакета Люсьена Мессен вытащила кожаный кошелек.
— Сколько я вам должна?
— Два франка. Но если это для вас дорого…
— Если бы я могла, я дала бы вам больше! — сказала женщина. — Не беспокойтесь и будьте уверены, я всем расскажу о вашем диспансере, да!
После ухода Люсьены Мессен Анжелина поправила плотную коричневато-серую простыню. С радостным волнением она смотрела на серебряные монеты.
— И это только начало! — вслух сказала Анжелина, гордясь собой.
До полудня она мечтала о множестве пациенток и крохотных пациентов, которые будут вереницей идти в ее диспансер. Уверовав в прекрасное будущее, Анжелина закрыла помещение на ключ и вышла на улицу. Овчарка поспешила следом. Все договорились, что будут обедать у Жерсанды де Беснак. Скоро должны были вернуться с базара Розетта и Луиджи.
«Я расскажу им об этом визите и об истории Пьера, — дала себе слово Анжелина. — У нас будет восхитительный обед. Я смогу приласкать своего малыша и буду слушать, как Луиджи играет на пианино. Господи, благодарю тебя за то, что ты одарил меня столькими радостями! Гильем остался жив, и я люблю мужчину всем сердцем, мсье Жозефа де Беснака, принца города, Луиджи, сына ветра!»
Радостная Анжелина легкой походкой шла по улице Нобль. Стайка горлиц опустилась на верх стены, по которой вились красные розы, ронявшие уже увядшие лепестки прямо на мостовую. Анжелина сорвала один из цветков и поднесла его к носу.
— Худшее осталось позади, — улыбаясь, думала она, — позади у всех нас…
Улица Нобль, в тот же день, 10 сентября 1881 года
— Энджи, мое дорогое дитя, теперь я так редко вижу тебя! — вздохнула Жерсанда де Беснак. — Знаю, вы все были очень заняты, обустраивая твой диспансер, но порой мне становилось очень скучно. Даже Октавия бросила меня.