– Привет. – Туча осторожно присел рядом.
Ксанка вздрогнула, и он уже подумал, что она снова бросится наутек, но девчонка не тронулась с места, лишь прикрыла ладошкой нарисованную белку.
– Красиво. – Туча улыбнулся. – У тебя здорово получается.
Ксанка ничего не ответила, да он и не ждал ответа. Взгляд ее из испуганного сделался пытливым.
– Я извиниться хотел. – Начать разговор было нелегко, но он себя заставил. – За то, что взял тогда без спроса…
Она стремительно встала со скамейки, точно птичка вспорхнула, сунула в рюкзак планшет. Ей неинтересны были его извинения…
– Ксанка, подожди! – Туча разжал вспотевшую от волнения ладонь. – Вот, я его нашел! Я хочу отдать…
Ксанка, уже готовая уйти, замерла, развернулась к нему всем корпусом, синие глаза ее радостно блеснули.
– Прости меня, пожалуйста. – Туча рассматривал ключ на своей ладони и боролся с желанием сжать кулак, не отдавать никому эту удивительную вещицу.
Ладони коснулись тонкие прохладные пальцы. Мгновение – и заветный ключик оказался на шее у Ксанки. Наверное, Степка первым и единственным во всем лагере увидел, как она улыбается. У нее была ясная, совершенно не вяжущаяся с ее мрачным образом улыбка. И в синих глазах вдруг зажегся такой яркий свет, как будто она получила самое ценное из того, что есть на земле. В этот самый момент из сердца Тучи окончательно ушла тоска по утраченному ключику. Теперь он точно знал, что поступил правильно.
– Спасибо. – У нее был звонкий, ну точно серебряный голосок.
– Не за что. Так ты меня простила?
Она ничего не ответила, лишь коротко кивнула и упорхнула. Маленькая счастливая птичка. Туча еще долго смотрел в том направлении, в котором исчезла Ксанка, а потом улыбнулся, пошагал к флигелю.
– Где ты был? – набросился на него Гальяно, стоило лишь переступить порог комнаты. – Мы тут дневник читать собрались, а тебя где-то черти носят!
– Я отдал! – Туча смотрел только на Дэна.
– Молодец! – Дэн ободряюще улыбнулся.
– Ключик отдал? – уточнил Матвей.
– Да.
– А она что?
– Сказала спасибо.
– То есть разговаривать она умеет. – Гальяно удовлетворенно кивнул.
– Умеет.
– И не слабоумная?
– Сам ты слабоумный! – обиделся за Ксанку Туча. – Ты бы видел, как она красиво рисует!
– А ты, значит, видел? – отчего-то заулыбался Гальяно.
– Я видел.
– Ну, я рад за вас, дети мои!
Что имел в виду этот балабол, Туча так и не понял, пожал плечами, подошел к своей кровати.
– Доставай уже дневник! – нетерпеливо сказал Матвей. – Интересно, что там дальше.
Дэн вытащил из-под матраса дневник, внимательно осмотрел со всех сторон, раскрыл на нужной странице…
Дневник графа Андрея Шаповалова. 1908 год
Поговорить с братом я решил в ночном. Для такого разговора и время, и место самые подходящие. Ночью все видится в особенном свете, раскрывается теневая суть вещей. Ночью, когда не видишь лица собеседника, легче заговорить о том, что тревожит и не дает покоя днем.
Табун был небольшой, всего девять лошадей. Оттого, наверное, Степка и не взял других помощников. На нас, графских сыновей, надежда у него была небольшая. Лишь бы под ногами не мешались. Он нам так и сказал:
– Сиятельства, отдыхайте, дышите вольным воздухом, а к лошадям не лезьте. С лошадьми я уж сам как-нибудь. Хватит, что за вами вот еще присматривать теперь.
Ишь каким орлом стал наш Степка! Точно это и не он ломал шапку в отцовском кабинете, точно не у него поджилки тряслись под грозным хозяйским взглядом. Но то в барском доме, а здесь, на вольной воле, он сам себе господин и перечить ему – себе дороже. В следующий раз заартачится и вообще в ночное не возьмет.
Потому я и промолчал, а вот отчего промолчал Игнат, не знаю. Верно, задумал какую-то забаву. Это хорошо, забавам я тоже рад, только вот поговорить нам с Игнатом нужно непременно. Нет сил уже ждать.
Решился я лишь глубокой ночью, когда, поужинав соленым салом и печенной в костре картошкой, Степан завалился на боковую. Не знаю, можно ли ему спать, да только мне это на руку. Рассказ мой не для посторонних ушей.
Мы лежали с братом на берегу реки перед догорающим костром. Ночную тишину нарушал только храп Степана да сонное пофыркивание лошадей. В свете луны ровная гладь затона была похожа на черное зеркало. Я хотел искупаться еще вечером, но Степан не пустил.
– Тебе жить надоело, барин? Удумал в ведьмином затоне на ночь глядя купаться? – Он перекрестился, с опаской посмотрел в сторону реки.
Надо же – ведьмин затон! Придумают же такое.
– А почему нельзя здесь купаться? – Игнат смотрел на Степку с внимательным прищуром, и тот не выдержал, отвел глаза.
– И почему затон так называется? – не утерпел я.
Степка, похоже, уже и не рад был, что завел этот разговор, но, если уж мы с Игнатом что-то решили, нас не переупрямить.
– Рассказывай! – велел Игнат, подходя к самой кромке воды и всматриваясь в ее темные глубины. – Все рассказывай, без утайки! – Взгляд у него был мрачный. Никогда раньше я не видел у него такого взгляда.
– Дело давнее. – Степка вздохнул, точно нехотя подошел к воде. – Ведьма у нас жила. Не в деревне, а там. – Он махнул рукой в сторону леса. – Красивая была, аж жуть. Красивая и злая. С бабами оно завсегда так: ежели красивая, так непременно ведьма. – Он снова вздохнул.
– Дальше что? – потребовал Игнат, бросая в затон камень. Вода проглотила камень с жадным чавканьем, и мне отчего-то сделалось не по себе.
– Боялись ее наши-то. Боялись, но за помощью приходили. Ей без разницы было, добро али зло творить, ведьме. И с того света могла человека достать, и в могилу свести. Но красивая… – Степка замолчал. – Как придет, бывало, в деревню, ни один мужик не удержится, чтобы не оглянуться.
– Ты ее видел? – спросил Игнат.
– Видел. – На некрасивом лице Степки появилась мечтательная улыбка. – Кожа смуглая, глаза черные, волосы тоже черные.
– Как у цыган? – спросил я.
– Нет. – Степка замотал головой. – Среди цыганок, конечно, красавицы встречаются, но там просто все, а тут ведьмовская краса, особенная. Один раз взглянешь – и никогда больше не забудешь.
По всему было видно, что Степка и не смог забыть ту ведьму, вон как глаза горят, когда ее вспоминает.
– Она купалась здесь, в этом затоне. – Голос его упал до шепота. – Никогда не боялась, что подсмотрит кто-то. Человеческие законы для нее ничего не значили.