Среди сторонников радикальных реформ были люди, которые брали на вооружение западные экономические модели, но они глубоко заблуждались и плохо представляли жизнь страны. Это люди, которые получили образование, но никогда не работали на производстве, а только лишь в журналах и институтах. Все их знания были теоретическими, почерпнутыми из книг, в основном американских, таких, как труды нобелевского лауреата Милтона Фридмана, которые наши реформаторы взяли на вооружение.
Мы предупреждали, что страна не готова. Но произошло то, о чем я говорил, отвечая на первый вопрос. С января 1991года страна вошла в цикл революционных реформ. Мы получили гиперинфляцию, потеряли темпы развития, потеряли в жизненном уровне населения. Лихие 90-е явились следствием шоковой терапии.
Кстати, Китай пошел именно эволюционным путем. Они вели реформы взвешенно, шаг за шагом. Я много раз беседовал с китайскими товарищами, они рассказывали, что, мол, «вот этот вопрос мы решили, а с этим пока подождем, следующий вопрос будем решать по мере того, как он будет созревать».
– Политика и экономика: что важнее? Почему в России политика часто наносит ущерб экономике?
– Сложный вопрос. Действительно, это ахиллесова пята нашей жизни – и в Советском Союзе, и сейчас в России. Если взять западные страны, там политические колебания меньше отражаются на экономике. Возьмите, допустим, Италию. За послевоенный период, может, я ошибаюсь, но там поменялось 60 или 70 правительств. А экономика Италии развивается, потому что она действует по определенным законам, определенным положениям, которые глубоко взвешиваются, пусть с дракой, но принимаются парламентом, а дальше политическая элита меняется, в то время как экономика живет по своим законам. Нечто подобное происходит и в других странах.
Сейчас очень тяжелое положение на юго-востоке Украины, в Донецкой и Луганской областях, местах, где я родился и вырос. И на Россию из-за того, что мы решили вопрос с Крымом, который мы просто обязаны были решить, сыплются санкции – мы уже не знаем, с какой стороны следующие санкции прилетят. Я уж не говорю о запрете выезда: ваш покорный слуга в числе первых попал во все списки, которые только существуют. Я знаю, что в той же Германии бизнес не поддерживает политику и считает, что надо несколько остепениться, прежде чем принимать новые санкции в отношении России. Ведь эта проблема имеет два конца. Она бьет по нашей экономике, но бьет и обратную сторону.
У нас же, начиная с 1917 года, политика была впереди экономики. Ленин сказал, что «политика – это концентрированная экономика». НЭП введен политическим руководством, индустриализация начата политическим руководством, коллективизация, послевоенное восстановление страны… Все задачи ставило политическое руководство, и ему подчинялась экономика.
И сейчас, когда, казалось бы, перешли на новые методы, на новую экономическую модель, можно было бы максимально использовать экономические законы, экономические положения для развития государства. Но мы видим, что практически страна живет в ручном управлении. Основные принципиальные решения о развитии экономики в том или ином направлении принимает президент страны. Правительство находится немножко в стороне, оно является таким чисто техническим органом, который осуществляет реализацию идей президента.
Естественно, возникает вопрос, почему мы отличаемся от общемировой практики в отношениях между экономикой и политикой? По-видимому, одна из причин – менталитет нашего государства, испокон веков у нас была единоличная власть – царя, руководителя, определяющего все. Советская власть переняла такие методы. И нынешняя Российская Федерация унаследовала эти методы от Советского Союза. Хотелось бы, чтобы все было по-другому, чтобы работали законы, чтобы четко и ясно было известно, что ждет экономику независимо от политической воли того или иного человека.
Я думаю, что одна из причин, почему это не так, – то, что у нас нет сегодня по-настоящему гражданского общества.
В других странах оно есть. Если в Южной Корее упал мост, то через два дня со своего поста уходит министр, который в то время отвечал за строительство моста. Или в Германии, когда происходит, по нашим масштабам, мелочь: политик, используя свое служебное положение, поехал на недельку отдохнуть, и ему оплатили дорогу и проживание – такой политик фактически заканчивает после этого свою политическую карьеру. Потому что общество ему не простит, пережует его и выплюнет пуговицы.
У нас такого сегодня нет. Но рано или поздно мы придем к тому, чтобы экономическая жизнь страны не зависела от политических влияний. Борьба политических сил всегда была, есть и будет.
К сожалению, экономика часто становится заложницей в этой борьбе. Но будем надеяться, что все придет в другое русло.
– В какой степени экономика России, ее промышленность должны быть интегрированы с миром, встроены в глобальную мировую экономику? Как уйти от сырьевой экономики?
– Я считаю, что, когда мы находимся в тесной взаимосвязи с зарубежными странами, когда мы очень сильно интегрированы, надо помнить, что пуповина, которая связывает нас с миром, состоит в основном из газа, нефти, леса, в некоторой степени металла. Очень мало других видов импорта. Поэтому надо четко представлять, что надо делать, чтобы сохранить устойчивость экономики.
Мы не можем все время смотреть на Запад: если у них есть спрос на наше сырье – хорошо, у них промышленность зашаталась – значит, и мы зашатались. Это примерно как в 2008 году, когда мировой кризис пошел, он очень сильно затронул и нас.
Я не за то, чтобы отгораживаться от всего мира. Но за то, чтобы мы были со всем миром на равных. Я всегда говорил, что это лукавство: в конце 80-х – начале 90-х годов, когда шло разрушение СССР и советской экономики, наивные люди (а может, некоторые делали это специально, зная будущий результат) призывали – давайте мы сейчас сбросим ненавистную нам систему, Запад откроет нам объятия, и будем жить в шоколаде. Мне нет необходимости говорить, что это блеф. Никто на Западе нас не ждал. Если говорить откровенно, и ждать не будет. Им нужны наши нефть, газ, лес, тот же металл, который мы направляем за рубеж в качестве полуфабриката, и они, не нарушая своей экологии, делают из него настоящий прокат. Вот такие нужны мы им.
С каждым годом все больше убеждаюсь, что политика Запада именно такая. Можно привести десятки примеров, десятки публикаций: и Збигнева Бжезинского, и других таких же политологов, которые ясно говорят, что им от нас надо. В свое время Мадлен Олбрайт заявляла, что владеть Сибирью одной России – неправильно, дескать, Сибирь – общемировое достояние. И это ведь слова госсекретаря Соединенных Штатов, политика страны, которою она представила.
Мы не нужны Западу в виде равноправных партнеров, они все время будут проводить свою политику, направленную на сдерживание развития у нас в стране тех видов производства, которые есть у них, – чтобы не создавать конкуренцию. Не надо воссоздавать «железный занавес», но давайте разберемся, посмотрим, что нам надо делать у себя в стране, чтобы, интегрируясь в мировую экономику, защищать свои национальные интересы.