Они повезли нас в «Лидмар». В этом отеле – замечательный бар, где мы и выпили, а потом я пригласил Эву пообедать в ресторане на Риддарсгатан, в котором сам часто бывал.
– Ты не разговаривал с Санделлем в Стокгольме? – спросила Эва.
– Нет, – ответил я. – Ожидал встретить его в радиостудии, но он так и не явился. Возможно, это к лучшему. Кажется, он не готов к беседе со мной. Я с ним тоже.
На самом деле все обстояло не совсем так.
Я гадал, есть ли у Эвы Монссон тайны от меня? Я ведь так и не сказал ей о человеке с мешками денег, который шикнул на Томми и велел ему спать. Загадочное электронное письмо тоже от нее утаил. Сам не знаю зачем.
– И как там у вас с ней?
– С кем? – удивился я.
– С той, с которой ты встретился в Мальмё.
– Об этом ты, похоже, знаешь больше моего, – буркнул я неожиданно грубо.
– Ты всегда так нервничаешь, когда речь заходит о ней?
Эва права, не стоило так волноваться.
Возможно, на меня опять действовала полная луна, а я не замечал.
– Где вы видетесь? Ты водишь ее сюда?
– Кого?
– Не знаю. Ее.
– Нет, не вожу.
– Ты, помнится, говорил, что вы познакомились на конференции в Стокгольме, и я почему-то решила, что именно здесь.
Я ничего не ответил. Не мог сказать ей, что все началось с дегустации вина. Эва, конечно же, навела бы справки. Я вообще не знал, что придумать, – слишком трудно обмануть настоящего следователя.
– Мы сидели совсем в другом месте, – наконец выдавил я.
– Сидели? – переспросила она. – Звучит так, будто вы выпивали. Раньше ты называл это конференцией.
– Называй как угодно.
Она отложила приборы:
– А теперь я хочу большую чашку свежемолотого кофе и коньяк.
По Мальмё разгуливал маньяк, охотившийся на эмигрантов, – современный вариант «человека с лазером» [19] , и я увидел в этом подходящую тему для беседы, но Эва не клюнула.
– Мне нечего сказать о нем, даже телевизионщикам, – отрезала она. – Я не настолько глупа, чтобы не понимать, почему они меня выбрали. Но от приглашений в Стокгольм никогда не отказываюсь.
– А как далеко продвинулось расследование дела Томми и Юстины?
Эва вздохнула:
– Мы допросили всех, кто был в отеле. Раз сто вызывали ту, с которой он пил в «Бастарде», и все напрасно. Ничего нового. – Она вылила в рот остатки коньяка. – Но в этом нет ничего удивительного. Далеко не всегда получается докопаться до истины.
– Странно слышать такое от следователя, – заметил я.
– Ты прав, это не для печати.
Мы попросили официанта вызвать такси, и я проводил Эву к выходу. Она куталась в сто одежек, увенчав себя огромной меховой шапкой, которая больше подошла бы русскому солдату времен Зимней войны, а за окном мело вовсю. Таксист, поднимавшийся к нам по Риддарсгатан, с трудом пересек улицу.
Лишь только машина скрылась в клубах снега, я вернулся на место. Нет ничего приятнее, чем сидеть в теплом ресторанном зале, когда за окнами дождь или метель. Из-за маленьких столиков здесь было довольно тесно, а от несмолкающего приглушенного гула становилось еще уютнее.
Я засиделся там до закрытия.
Все равно больше нечем заняться.
И потом, должен же кто-то оставаться в зале до самого конца.
Я обдумывал очередную поездку в Копенгаген. Не то чтобы рассчитывал найти там что-то новое или встретить кого-нибудь, владеющего информацией.
Тогда зачем? В чьих интересах? И что мне делать с полученными сведениями?
Передать Эве? Зачем?
Когда я проснулся на следующее утро, термометр показывал только минус семнадцать.
Весна уже в пути.
Батареи были теплые, но дом старый, дуло изо всех щелей. Я надел теплый свитер, ботинки, обмотался шерстяным шарфом и включил ноутбук.
Мне пришло новое сообщение.
Я не знал отправителя и вряд ли смог бы воспроизвести наизусть сочетание букв в поле «отправитель». Тем не менее я вздрогнул.
Браво,
– писал zvxfr. – Эва Монссон великолепна на телеэкране, но она не открыла всей правды
.
Часы показывали десять. Письмо поступило на мой адрес в семь сорок пять.
Что же такого утаила от телезрителей Эва Монссон?
Я взял мобильный и набрал ее номер.
Раздался голос автоответчика, – вероятно, Эва Монссон сидела сейчас в самолете, летевшем в Мальмё.
Я отменил вызов.
Что мне ей сказать?
Нужно набраться смелости, чтобы говорить о самом себе.
С чужими тайнами намного проще.
Гётеборг, февраль
Решение пришло в салоне автомобиля. Дождь барабанил по крыше и хлестал в ветровое стекло.
Он ей покажет.
Научит, как нужно себя вести.
Такое не должно остаться безнаказанным.
Мужчина не мог забыть презрения в ее взгляде. Или это было удивление? Нет, презрение. Отвращение.
Он не привык, что женщины так на него смотрят.
И как она с ним разговаривала! Сказала, что раскаивается, что все было ошибкой с самого начала. Но хуже всего – она его жалела. И тем самым ставила себя выше его, смотрела сверху вниз.
Мужчина вышел из машины, достал из багажника сумку и вернулся на место.
Он всегда путешествовал со специальной сумкой, особенно когда сидел за рулем. Он научился быть готовым ко всему. Кто знает, когда представится подходящий случай. Все лежало в идеальном порядке. Достаточно запустить внутрь руку, чтобы вытащить парик, делавший его на несколько лет моложе – во всяком случае, если верить отражению в зеркале заднего вида. Парик был черный, волосы топорщились, если их как следует не пригладить.
Очки?
Он выбрал со стальными дужками.
Нет.
Примерил другие, в толстой черной оправе.
Совсем неплохо.
Мужчина легко менял обличья, у него богатый опыт.
Сейчас он выглядел совершенно другим. Представительным. Собственно говоря, этого было бы достаточно, но он работал и над осанкой, и над походкой. И когда появлялся на улице в парике, с накладными усами и в очках и вдобавок хромал, слегка склонив голову набок, его не узнавали. Тем более люди, с которыми он до этого встречался всего раз. Хотя к нему особенно и не приглядывались. В гостинице он старался лишний раз не маячить у регистрационной стойки. Сохранял инкогнито, и это ему удавалось.