Потом за стол этого араба сели две молоденькие девочки, одна другой говорит:
– Смотри, какое у меня седня селфи! С новым лаком!
Тут Оля как заорет (уже пьяная):
– Не для того она деньги жгла!
Девочка шепотом (я слышу всё) говорит своей подружке:
– Все время кричат про какую-то бабу, которая сожгла деньги в камине…
Вторая говорит:
– Наверно, перед проверкой – чтоб не посадили…
Оля опять кричит:
– Всех унизила, но не только! Сто тысяч! А Ганя – хлоп в обморок!
Девица шепчет:
– Сто тыщ – да… Жаль… Но все же не такие деньги, чтоб в обморок: я вот потеряла однажды 20 тыщ, так ниче… Хотя обидно было, конечно!
– Это гордыня (мрачно сказал наш друг). – Чистая гордыня.
– Не только! (закричала Оля). – Там многое сходится, в этой сцене: сама пошла по миру, на самое дно пошла, с бандитом, а деньги – ей было наплевать на них!
Девица опять шепчет:
– Как это наплевать: если с бандитом, то на деньги ей не наплевать… А сожгла там ерунду какую-то – понты!
Наш приятель мрачно говорит:
– Ну и че хорошего? Зарезал он ее таки!
Девица опять шепотом говорит:
– Значит, гуляла! Просто так бы не зарезал… Может, чечен был?
Вторая говорит:
– Тсс… Дай послушаем: интересно же, че он ее зарезал-таки…
Я говорю:
– Она, помните, еще говорит: спасибо, князь, впервые человека вижу! Но не осталась с ним…
Приятель говорит:
– Так он же был не в себе… Ребенок такой, ангел почти…
– Э! (говорю я). – Не такой уж и ангел! Таинственный персонаж, вроде как святой, а с его появлением все разрушилось: ее зарезали, Рогожина на каторгу, сам он, князь, чуть не умер от ужаса…
Девица говорит:
– А, так они про фильм какой-то… Князья там и прочее. Неинтересно… Ну, так че ты мне говорила: выложила в инстаграмм новые фотки с новым лаком? Покажи!
Как-то звонит мне Оля.
Я говорю:
– Ты вот ругаешься, что я в соцсетях много сижу.
– Ну да, нечего там делать.
– Ну вот я исправляюсь. На лекцию собралась! Пойдем вместе? (И называю имя одного лектора известного.)
– Отлично! Молодец! Иди! Наконец-то! Он – гений!
– А ты пойдешь со мной?
– Нет… Ты понимаешь, я его знаю хорошо… Он лекции читает когда, бормочет, ничего не слышно… Потом он выпивает часто и, когда пьяный, ахинею несет…
– ?!
– А ты, если пойдешь, сядь подальше: а то начнешь ржать, он может тебя и огреть чем-нибудь – подбежит и огреет.
– Ха-ха-ха-ха! Может, не ходить?
– Нет, ты иди, главное, чтоб он трезвый был!
Правда, когда он трезвый, он сильно нудит, зато не ударит…
– Пьяный ударит, трезвый – нудный… Зачем тогда идти?
– Да, лучше не иди! Ну его! Лучше мы с ним выпьем в более приватной обстановке – втроем, я тебя познакомлю. Правда, в приватной он точно тебя огреет… Или в крайнем случае обматерит… Точно поссоритесь… Лучше я тебе ссылку отправлю на его статьи…
– Интересные?
– Да как тебе сказать… Нудновато…
– Ты ж говоришь, он гений?
– Ну, да, умный человек. Нет, ты иди, иди – вдруг не ударит, и будет трезвый, и будет читать хорошо? Хотя вряд ли… Таких совпадений у него не бывает.
…Было у меня как-то «похоронное» настроение.
И тут Оля позвонила.
– Вот помру я (сказала я), – кто меня похоронит?
– Я (сказала Оля уверенным звонким голосом).
– Я ж не христианка, где ты муллу найдешь?
Оля вдруг радостно:
– Знаю я отличнейшего муллу! Прекрасно Коран над мертвыми читает! Заслушаешься! Можно заранее договориться, у него очередь всегда… У него и блат на мусульманском кладбище есть…
Тут Оля поняла, что что-то не то сморозила и говорит:
– Свят, свят, свят! Потом договорюсь, пока еще рано. Да и сейчас дел много, умирать не время!
Как-то звонит Оля и говорит:
– Где была? Я тебе звонила, никто не подходил.
– Да (говорю), – ходила тут в магазин дальний. Коляна встретила, зацепились языками. Еще Рахматулло подвалил, наш дворник, болтали стояли…
– О чем?
– Ну, так, по мелочи.
– Просвещала?
– Скорее они меня.
Оля не поняла (она иногда демократична до пародийности).
– Как просвещали?
– Рахматулло (говорю), – интересно рассказывал об анализе подсознательно-чувственных обертонов в ранних фильмах Эрнста Любича…
Оля (нисколько не сомневаясь):
– Молодец! Узбекский интеллектуал, наверно? А тут – дворником?
– Ну типа.
Оля (опять):
– А Колян-то понял хоть что-нибудь?
Я говорю:
– Обижаешь! Недемократично! Ты ж сама говоришь, что надо со всеми на равных!
Оля (быстро, смущаясь):
– Да, да, конечно! Извини ради бога! Я не в том смысле!
Мама услышала и говорит:
– Че ты над Олей опять издеваешься?
Оля говорит громко:
– Теть Нель, она сейчас еще и опозорит меня, всем это напишет!
И хохочет.
Добродушная она. Другая бы обиделась. Один мой приятель-интеллектуал (я писала как-то об этом) который, будучи пьян, спросил соседа-дальнобойщика, знает ли тот, что ранние теологи писали на латыни, а потом, когда я всем это, потешаясь, рассказывала, обиделся. Мол, нечего из меня дурака делать…