Потом, конечно, музыка заиграла: жуткая попса, как водится.
И эти мрачные корпоративщики пустились в странный пляс: с непроницаемыми лицами – как бы отдельно от ног, которые кренделя выделывали сами по себе.
А к столу приятеля подошла миловидная девушка (одна на весь корпоратив такая была) и пригласила танцевать.
Ну, приятелю интересно стало:
– А вы кто? (говорит).
Девушка с готовностью отвечает:
– Психоневрологический диспансер.
Ну, подумал приятель, тогда все ясно.
Там два амбала танцевали какой-то жуткий медвежий танец – как медведи в цирке из-под палки: с такими лицами, что им сейчас дрессировщик по башке дрыном, если перестанут.
Приятель говорит:
– А вот эти кто?
Девушка с готовностью отвечает:
– Наши санитары!
И шепчет приятелю:
– Я их побаиваюсь.
Еще бы: рожи такие, не приведи господь – щас прям и повяжут, и аменазин вколют.
Девушка вздохнула:
– Последний раз, наверно, гуляем: разгоняют нас…
– А психов куда? На улицу?
Тут во всю мощь заиграл «Владимирский централ», и приятель ответа не услышал.
Это санитары заказали, судя по всему.
Уж больно они радостно под это отплясывали.
Вот такая новогодняя история.
Вот что со мной однажды приключилось.
Пошла я как-то на кладбище, на могилу к подруге. Ну, и когда уже шла к выходу, повстречала двух пожилых милых дам.
Дамы меня спрашивают:
– Извините, а где здесь туалет?
Я вспомнила, где – прямо вот, говорю, за церковью, ее обойдите.
Дамы обрадовались и двинулись было по направлению к этой церкви, но одна из них, остановившись, вдруг говорит:
– Может, вы нам и могилу нашу найдете? Мы вот уже час ходим и никак не можем найти.
Ну, она пошутила, конечно, а я говорю:
– Как зовут?
Дама оторопела и говорит:
– Коротков Виктор Иванович, 1905 года рождения.
А я, неплохо зная это кладбище (я люблю рассматривать могильные надписи и размышлять о тщете всего сущего – кто-то и 90 лет прожил, а кто-то – 20), как раз помнила, что в одном закутке видела такую плиту: память у меня на имена очень хорошая. Причем за могилой давно никто не ухаживал.
Я закрыла глаза, пошептала про себя что-то и говорю:
– Сейчас найдем вашу могилу. А он вам кто?
Они замялись.
– Да никто (говорят хором). Это скорее по делу.
Ну, я их и провела к месту.
Они оторопели.
Та, что постарше, говорит:
– Вы – экстрасенс?
– Типа тово.
– А почему в «Битве экстрасенсов» не участвуете?
– Участвовала. Но всегда побеждала. Не было у меня конкурентов. Вот меня из зависти-то оттуда и попросили.
Вторая дама неожиданно и совершенно серьезно спросила:
– А вы не скажете, что с Россией будет?
Ну и вопрос, думаю.
И говорю:
– Не скажу. Секрет.
– Америка нас не завоюет?
– Нет, – говорю. – К сожалению.
– Почему к сожалению? (спросила дама, впрочем, не агрессивно).
– Потому что на углу ужасные хот-доги продают.
Обе засмеялись.
Вот теперь думаю, зачем им эта могила была нужна.
Мама говорит:
– Ты же экстрасенс и не знаешь.
Один наш приятель-режиссер рассказал, как он во времена оны поехал в глубинку искать место для съемок.
Вокруг – ни души.
Наконец какая-то пожилая тетка появилась, он ее спросил, где тут что, и она ответила как-то неохотно, сквозь зубы. И тут же исчезла.
А на горизонте появилась еще одна тетка, которая поведала нашему приятелю, что, мол, та первая – убивец (так и сказала – не убийца, а убивец).
– Кого ж она убила? – спросил приятель.
– А! Двух мужей!
Ну, приятель вздрогнул и покатил дальше.
Вдруг через несколько минут опять та первая тетка, которая убивец, появилась и попросила до сельпо довезти. Приятель наш был человек добрый и посадил эту тетку.
Разговорились.
Он ее прямо спросил (а там, в тех местах, так принято, он рассказывал, все прямо спрашивать):
– А вы правда своего мужа убили?
– Ага, – сказала тетка с довольным видом.
– А за что?
– Пил, бил и все такое.
– Понятно… Ну а второго за что? За это же?
– Нет, – сказала тетка. – Второй меня не бил. Убила, потому что сильно надоел: нотациями своими. На суде я так и сказала: что типо надоел своими бе бе бе бе… Но если за первого меня простили, то за второго посадили…
Помолчали.
Приятелю уже жутко как-то стало.
Тетка первая прервала молчание и говорит:
– Ну а на зоне я с третьим своим мужем познакомилась.
Тут приятель похолодел:
– А этот третий хоть жив?
– Пока жив (сказала тетка как-то даже самодовольно).
Приятель решился:
– А третьего вам убить не хочется?
Тетка ответила с готовностью:
– Еще как хочется! Но на зону неохота – скучно там… Правда, он знает, что ко мне лучше спиной не поворачиваться: так и хочется мне его огреть сковородкой, а сковородка-то старая, чугунная…
– Зачем же он с вами живет? – спросил приятель. – Опасно же?
– А ему как раз это и нравится! – сказала тетка. – Он этот, как его… Городские его так называли… Манокит какой-то…
– Мазохист?
– Ага! Точно! Мазохист.
* Тот, кто читал и раньше мои книжки, знает, что живу я в Подмосковье, в городе Химки – колоритном, как и всякая российская окраина, городке. В этой главе как раз собраны рассказы о Химках и их обитателях.
Пошла я как-то в наш химкинский банк.