– Айкью для начала.
– Это че такое?
– Тест на вменяемость (сказала мама).
– И что? (спросила Рая с расширившимися от ужаса глазами).
– А ничо! (ответила за меня мама). Не может она ни один тест пройти, кроме знания русского языка, да и то… Ну вот котлеты еще умеет (я как раз угощала Раю котлетами собственного изготовления).
– Наверно (произнесла задумчиво Рая), они всех вернут потом, если похитят. Меня вот точно вернут: я даже не знаю, что такое айкью. И котлеты делать не умею.
– А голубцы? (спросила мама).
Рая обрадовалась:
– Голубцы научилась! Петровна научила!
– Ну тогда тебя не вернут (сказала мама). Будешь у них там жить на Мичиганщине.
Рая вдруг гордо вскинулась:
– Ни за что!
Мама говорит:
– Тогда будь осторожнее: если видишь, что в дом ломится какой-нибудь иностранец, дверь не отпирай.
Когда мама узнала, что я стала «критиком года», то стала сразу надо мной издеваться:
– А почему если девушка – то месяца, а критик – года?
– Эт чтобы жюри каждый месяц не заседать.
– А! А я думала… (мама покраснела).
– Что ты думала?
Мама помялась:
– Ну, там девушки обычно, извини, в неприличных позах изогнуты, а у критиков-то, как правило, артроз.
– Ну да (говорю). Поди извернись с таким мениском-то…
– Но если таки извернешься, то потом обратно уже себя ни за что не соберешь. Так и будешь извернутой – целый год. Как раз я и подумала, что «критик года» – инвалид, который, с января по декабрь на обложке «Плейбоя» висит. Лучше бы наоборот – критик месяца, а девушка – года. Все-таки, хоть она голая и неприличная, приятнее на нее смотреть, чем на критика-инвалида с его мениском (намекнула мама на мой больной мениск). Плюс печень пошаливает (тут мама внимательно посмотрела на меня).
– Печень-то не видна, мама, она же внутри пошаливает.
– А по выражению лица видно: как говорится, цвет лица – геморройный. И вот на такое целый год смотреть – это у кого нервы выдержат?
Вот еще что вспомнила в связи с Довлатовым.
Его хорошо цитировать без предупреждения людям неначитанным.
Сидела как-то, пила кофе с отпетыми мещанками.
Одна из них сказала про что-то там:
– Ну, это лишнее.
Я тут же:
– Лишнее – это трипак, уголовный кодекс и алименты.
Дамочка за сердце схватилась.
А хозяйка дома мне выговорила.
А я ей:
– А че, твои подружки книжек не читают?
А она говорит:
– Они читают! Устинову… Там про трипак и алименты нет ничего.
Цукерберг (в Фейсбуке) меня спрашивает:
«В каком городе находится средняя школа номер 94 города Алма-Аты?»
Мама говорит (радостно):
– А ты говоришь, что я ни черта не понимаю! Выясняется, что этот молодой да пробивной, этот компьютерный гений – тоже дурак?
Даже насвистывать начала – так обрадовалась (я ее ругала, что она компьютер не хочет осваивать и мобильный телефон).
Тут зашла консьержка, и мама ей радостно этот вопрос повторила (мол, ну не дурак этот Цукер?)
– Представляешь (говорит мама), он спрашивает: «В каком городе находится средняя школа номер 94 города Алма-Аты?»
А консьержка говорит:
– А правда, в каком?
Мама развела руками.
После ухода консьержки мама мне говорит (задумчиво):
– Может, если бы эта Рая училась бы вовремя, тоже бы смогла Фейсбук создать?
Странно на меня действует водка: немедля хочется влюбиться.
А от вина хочется спать.
Мама спрашивает:
– Спать с тем, в кого влюбилась, выпив водки?
– Нет (говорю), просто – спать.
– А если ты уже выпила водки перед вином, и влюбилась, а потом вина выпила – все равно просто спать?
– Все равно – просто спать.
– То есть, выпив вина, ты сразу же забываешь, что в кого-то влюбилась?
– Ага (говорю). Тот, в кого я влюбилась, выпив водки, наводит на меня сон после вина.
– Тогда ты не пей вина после водки, а влюбившись, продолжай пить водку.
– Но тогда я так напьюсь водки, что опять забуду, что влюбилась! Для влюбленности водки надо грамм сто писят, не больше!
– А ты выпей водки, влюбись, а потом гони того, в кого влюбилась, в шею и уже пей водку или вино без него! Но как ты можешь гнать его в шею, если ты уже в него влюбилась?
– Вот в том-то и дело, мам! Только-только влюбишься, как он тебе вина подливает, и сразу хочется спать! Черт побери!
– Тогда не пей ни водки, ни вина, а просто сиди с тем, в кого бы ты влюбилась, если бы ты выпила бы водки, и разговаривай!
– Так в том-то и дело, что пока я не выпью водки, мне с ним неохота разговаривать!
Вот тут МИД утверждает, что наших людей похищают американцы. (Кстати, такое всерьез было заявлено.)
Колян говорит, что такое вполне возможно: он говорит, что его друга Лёлика все время кто-то похищал – он когда по пять дней домой не возвращался, то жене Тамарке говорил, что его опять похитили. Похищали его разные товарищи: то астронавты, то зеленые человечки, то – внимание! – переодетые в наших гопников американцы. Или американские астронавты, этого Лёлик сейчас не помнит.
Она его называла «сказочник», «неуловимый Лёлик» и била сильно: однажды до реанимации избила. В результате этих похищений-исчезновений с горизонта семейной жизни его наконец «похитила» скорая (которую сама Тамарка, правда, и вызвала), и дело дошло даже и до трепанации Лёликиного черепа.
Вышла же она за него еще в семидесятые, потому что Лёлик складно врал: например, говорил ей, наивной тогда Тамарке, что знаком с Хрущевым, публиковался в «Юности» и никогда не пьянеет.