После того, как товарообмен произошёл, Холдон сообщил кыпчанам, что вара по имени Тэза теперь свободна, и ей нужен бакар, который бы мог её прокормить вместе с малолетним юбуром. Соседи ответили, что если среди них сыщется такой гур, то они дадут об этом знать.
Когда кыпчаны, гружёные большими кусками мяса удона, ушли в направлении родной пастои, и сабаи проводили их взглядами, пока те не скрылись с глаз, Холдон весело начал стучать себя в грудь и подпрыгивать.
– Ловко мы обошлись с кыпчанами! Хой Маре! Хой! Если б они знали, какие у нас запасы, они бы дали нам вот сколько! – рука вождя сжалась в кулак, и из него выставился вперёд указательный палец. – Нам пришлось бы согласиться. Много мяса тоже плохо, от него вонь. Бека-Чир глуп, как амрэк, потому что поверил мне, что у нас остались запасы живых красок, а Дейбу уже нечем творить застенный мир, ведь так, Дейб?
Творец живой стены закивал головой.
– Мне не хватило краски изобразить заднюю ногу лабса, с которым бился Ллой, и я уже начал опасаться, что Мара разгневается. Кыпчаны глупые, ты верно сказал, Холдон. И ягры нам очень нужны – осталось только два хавоя, а у нас всего полчерепа.
– Ты прав, всего только полчерепа.
Холдон и двое гуров, что держали в руках прозрачные камни, удалились в дальний и тёмный конец пастои. Вождь шёл первым и нёс горящую палку. За ними следом отправился Дейб, бережно прижимая к груди кожаный свёрток с красками. Гуры разошлись по пастои и занялись своими делами. У Ллоя накопилось много вопросов, они мучили его, и ему не терпелось от этой муки избавиться. Он принялся под руководством Мбира за изготовление патруга, и долго занимался этим делом молча, хотя старый апшелок частенько обращался к нему, давая советы. Одер Улы заметил, что Ллоя что-то мучает, но не стал расспрашивать о причине его молчаливости – гуабонги были не такими, как апшелоки, их непохожесть в поведении была видна каждому, как и непредсказуемость. Однако сильное тело любого из них при оценке могло перетянуть на чаше весов все изъяны их поведения. Мбир, как и его сородичи, ценил силу и старался не замечать неразговорчивости бакара своей обри, не замечать его слабых житейских навыков и абсолютного незнания обычаев апшелоков, что было, в общем– то, естественно. Старый гур надеялся научить гуабонга, посланного их роду, и его обри всему, что знает сам, и со временем посвятить во все ритуалы сабаев, и явные, и тайные. Он не торопил события потому, что этого делать было нельзя. Он знал, что Ллой ещё будет посвящён во всё. А тем временем Ллой за работой молчал и пыхтел. Он не мог сосредоточиться, и уже несколько раз ударил себя крошем, но не издал при этом ни звука. Наконец, гуабонга прорвало, он не смог больше держать в себе накопившиеся вопросы. При очередном неудачном ударе он бросил заготовку патруга и инструмент на пол и повернул своё скуластое лицо к Мбиру. Тот увидел по его выражению, что гуабонг еле сдерживает свои эмоции. Его волосатое мускулистое тело напряглось, глаза, казалось, впали глубже в глазницы, нижняя челюсть подалась вперёд, а широкие ноздри раздулись.
– Я живу среди вас, – начал гуабонг медленно, подбирая нужные слова, многие из которых он только недавно запомнил, – я гур.
Наступила пауза, во время которой Ллой нахмурился.
– Да, ты гур, ты хороший охотник, ты сильный, ты убил большого лабса, – попытался разрядить обстановку Мбир. – Ты можешь выйти один против маунта. Тебя – посланца Мары, приняли в нашем роду, ты бакар моей обри Улы, ты отвоевал её у кыпчанов. Жди, и ты тоже станешь одером, как остальные гуры. Я верю, что большой живот Улы подарит тебе будущего охотника.
– Почему ты говоришь, что она подарит мне охотника? – Ллой скривил губу и положил ладонь на голову. – Охотник не нужен мне одному, он нужен всему роду, разве не так?
– Оно так, – согласился Мбир, – но тот, которого родит Ула, будет похож на тебя, ты в нём узнаешь самого себя.
– Как это самого себя?
– Ты разве не заметил, что у Улы лицо такое же, как у моей Сеи, но молодое?
Ллой только сейчас отметил для себя, что замечал некое сходство между этими варами, но не придавал ему значения.
– Ты будешь испытывать к ребёнку, которого произведёт на свет твоя элоя, особые чувства, не такие, как к остальным юбурам. Он будет твоим обри. Твоим! – старый гур произнёс последнее слово торжественно. – Потом родятся ещё дети, и они опять будут похожи на тебя. Ты познаешь чувство одера, увидев в маленьком существе самого себя или вару, которая его тебе подарила и которая тебе нравится. У тебя всё это ещё впереди, гуабонг. Живя среди нас, ты станешь со временем апшелоком, и будешь думать, и чувствовать, как апшелок.
– Твой язык непонятен мне, Мбир, – признался Ллой, – но Ула мне нравится, ты прав, и если кто-то будет лицом, как она, он мне тоже понравится.
– Я рад, что ты хоть что-то понял, – гур пригладил свою седую бороду и покачал головой.
– Я не глупый амрэк, я многое могу понять! – Ллой попытался встать, и, видимо, постучать по своей груди, чтобы подтвердить правоту своих слов, но рука старого апшелока его остановила.
– Я верю в тебя, ты должен это понять.
Тогда почему и ты, и остальные апшелоки что-то скрывают от меня? Я ещё многого в вас не понимаю, хотя вы такие же, как я сам. Мне непонятны многие ваши слова, лишённые смысла, не всегда понятно, каким вы видите мир вокруг, и ваше молчание о чём-то. Мы, гуабонги, всегда говорим то, что думаем, и делаем то, о чём говорим. Вы же поступаете по-другому. Зачем говорить одно, а делать другое? – Ллой в очередной раз положил ладонь на голову.
Мбир ухмыльнулся в бороду, и морщинок вокруг его глаз стало больше.
– Если поступать только так, как животные, станешь похожим на амрэка или на другого какого зверя. Апшелоки – не звери, они апшелоки, способные перехитрить добычу. Ведь мы перехитрили удона и загнали его в западню? Теперь мы с мясом. Это хорошо, – Мбир внимательно посмотрел на Ллоя, пытаясь прочесть на его лице понимание. – Можно получить пользу не только от охоты, но и от общения с другими апшелоками. В обмене, например, можно схитрить и получить выгоду, как сегодня это было с кыпчанами. Это такая же победа, как в схватке со зверем. Мы живём правильно, и ты учись у нас.
Ллой задумался. Он вспомнил, как ему много раз доставалось от гунгов за какую-нибудь провинность в своём прежнем роду. Пораскинув своим скудным умом, гуабонг признал, что мог бы избежать наказания от старших, поведи он себя по-другому. Всего-то и требовалось – сказать не то, что было на самом деле, и избежать тумаков глубоко ненавистного ему Оуна и других взрослых гуабонгов. Ллой в очередной раз восхитился апшелоками. Это племя хоть и было физически более слабым, чем его сородичи, но куда более умным. Вспомнить хотя бы умерщвление ими удона. Ему предстояло ещё учиться у них и учиться.
Осознав эту простую истину, Ллой начал постигать мир апшелоков. Он стал более наблюдательным, стал замечать любые отличия в поведении его новых сородичей от поведения гуабонгов, и, как умел, начал подражать им. Ему теперь очень хотелось стать настоящим апшелоком. Ярк восходил над горизонтом и скрывался за ним раз за разом, преодолевая свой путь по небу всё быстрее и быстрее. Он становился слабее, зато набирал силы Хавой. До наступления холодов роду удалось с большим трудом заготовить достаточно шкур, чтобы пережить тяжёлое время, которое в этот хавой должно было быть тяжелее, чем в прошлый – все помнили предсказание духа мамоша Боя. Кыпчаны так больше и не навестили род, чтобы взять в элои кого-нибудь из его вар. Видимо, у них, как и у сабаев, появилось много проблем, и нужно было думать о предстоящих холодах, а не о варах. Гуры с тревогой отметили, что дичи в их угодьях стало значительно меньше, полностью исчезли с деревьев амрэки, не стали слышны крики многих стрилов, а заманенный в ловушку удон оказался последним из гигантов, которых в лесах и полях вокруг пастои рода сабаев до недавнего времени ходило великое множество. Даже хищников, и тех стало меньше. Многие из них, видимо, ушли по следам своей добычи. Апшелоки с особой тщательностью следили за аяком, кормя его вдоволь сухими ветками. Ведь если умрёт аяк, немногим из них суждено будет пережить холода. Теперь все они плотнее теснились к нему, согреваясь теплом огня и теплом тел друг друга. Добытое мясо уже могло храниться значительно дольше, и можно было не торопиться поедать его. Разумнее было экономить. Ллой под руководством Мбира продолжал изучать искусство изготовления патругов, и его успехи стали заметными. Уже несколько раз просыпались с неба белые и холодные пушинки, которых до этого никто из апшелоков, как и Ллой, не видел. Все члены рода с интересом поднимали с земли рядом со своей пастоей белый пух каких-то неведомых стрилов. Сабаи вглядывались в тёмное небо, пытаясь разглядеть в вышине стаи этих самых стрилов, но так никого и не увидели. Холдон, как самый умный, предположил, что стрилов наслал Хавой, чтобы причинить зло апшелокам. Члены рода с ним согласились. Ярк потерял свою былую силу, и его сияние в ясные дни уже не несло тепла. Гуры редко выходили на охоту и не всегда возвращались с добычей. Вары так и вовсе не покидали пастои. Все опасались, что тяжёлые времена продлятся долго, долго, долго, а то и останутся навсегда. Под каменными сводами ощущалось всеобщее напряжение. От своих скудных запасов апшелокам всё чаще приходилось отделять добрые куски и относить их на ритуальную площадку в дар Маре. Жертва каждый раз исчезала с камня, и это было хорошим знаком. Всё говорило за то, что Мара принимает дар рода, а поэтому защитит его. Так оно и случилось, в конце концов. Хавой начал сдавать свои позиции Ярку. Дни стали длиннее и теплее, но дичь по-прежнему не спешила возвращаться в родные места. Голодное время продолжалось. Радовало только то, что было теперь не так холодно.