На окнах шторы в цветочек, совершенно стариковские, и красивые бронзовые подсвечники с оплывшими свечами.
Как и предполагала, Пушкина я нашла в кабинете. Такой же, как и на портретах, только живой и пышущий раздражением.
– Кто вы? Как попали в дом?
Я молчала.
– Никита! Никита!
В комнату вбежал пожилой мужчина и осведомился:
– Что изволите, господин?
– Кто эта дама и по какому вопросу?
Слуга осмотрел комнату и ожидаемо ответил:
– Какая дама, Александр Сергеевич? Сегодня в дом никто не входил.
– Ты шутить изволишь?
Никита только испуганно покачал головой.
Наконец поэт понял, что его слуга действительно меня не видит.
– Свободен, – промолвил Пушкин, и, едва дверь закрылась, обратился уже ко мне: – Кто вы?
– Это не имеет значения. – Я подошла к столу и положила на него конверт. – Читайте.
Немного дрожащей рукой поэт вынул письмо и прочитал изложенный в нескольких словах сюжет повести.
– Что это?
– Скоро к вам придет ваш друг, Сергей Голицын-Фирс, и расскажет историю, которую ему поведала бабушка. Вы напишете по этому рассказу произведение и назовете его «Пиковая дама».
Я не знала, каким образом это поможет извлечь корпорации экономическую выгоду, но аналитикам виднее – это их хлеб.
– Зачем?
– Иначе через полгода умрете.
Пушкин побледнел еще больше.
– Выбор за вами, – промолвила я и, наклонившись к нему, тихо добавила: – И вот что еще вам нужно знать: через много лет именно «Пиковую даму» будут считать одним из лучших ваших произведений. Приятного дня.
Оставляя ошарашенного поэта наедине со своими мыслями, я очень рассчитывала, что он все-таки послушается совета: не хочется возвращаться спустя полгода и убивать его. Я же не Дантес, в конце концов.
Вернувшись на Пантелеймоновскую улицу, застала там нервничающего Фордайса.
– Как прошло? – спросила я у князя.
– Прекрасно. Голицына – очень неординарная и здравомыслящая дама. Она все сделает. Ты, я вижу, тоже довольна…
Закатив глаза, я выдохнула:
– Пушкин – такой мужчина! Статный, красивый и умеет обращаться с дамами! – сказала я с придыханием и посмотрела на злого Фордайса. – Все время хочу у тебя спросить: мы можем иметь отношения… м-м-м… личного характера с людьми, проживающими в прошлом?
– Настя!
– Да передала я письмо и… ах… уговорила его написать повесть. Так что там по моему вопросу?
– Глаз с тебя не спущу!
Это полностью меня устраивало: пусть смотрит пристально и как можно чаще.
Подмигнув князю, я прыгнула в свое время.
* * *
Главное здание корпорации встретило нас шумом и суетой.
– Что-то случилось? – недоуменно поинтересовалась у творца, идущего рядом.
– Южный филиал, который находится в Африке, прислал нам протест, – пояснил князь.
Сегодня нас вызвал лично глава корпорации. Ничего не объясняя, Фордайс-старший сказал лишь, что Лемнискату нуждается в нас. Интересно, в чем выражается эта нужда?
– А чем недовольны?
– Утверждают, что наши творцы были на их территории. Мы все отрицаем, но южный филиал продолжает твердить свое. Представляешь? – сделал круглые глаза Фордайс.
– Действительно, и чего это они? Мы бы ни за что не нарушили правила, – хмыкнула я, входя в лифт.
Встреча была назначена на пятнадцатом этаже, в игровой комнате. Само место уже наводило на нехорошие размышления. Во что это мы там будем играть?
Когда дверь открылась, нашему взгляду предстал глава корпорации и незнакомая пара, держащаяся за руки. Рядом с ними стояла темноволосая кудрявая девочка лет пяти.
Ничего не понимая, я нерешительно направилась вслед за Фордайсом к незнакомцам.
– Настя, позвольте вам представить Лукрецию, а также Эрика и Ванессу Рейри, ее родителей. Лукреция – наш третий творец.
С любопытством рассматривая меня, супруги кивнули нам и, повернувшись к Фордайсу-старшему, глава семейства предложил:
– Пока дочка играет с творцами, может, мы обсудим занятия для нее? Или лучше остаться здесь?
Прежде чем глава Лемнискату успел ответить, заговорила Лукреция:
– Не беспокойся, папа, Настя совсем не такая отчаянная, какой кажется на первый взгляд, у нее прекрасные манеры и образование. Не нужно судить о ней по одежде.
В комнате повисла тишина, я машинально посмотрела на свои кожаные брюки и черную кофту. Эрик Рейри стоял, готовый провалиться сквозь землю, Редклиф, как и мать Лукреции, прятал улыбку.
Глава корпорации, тактично кашлянув, промолвил:
– Я думаю, можно обсудить занятия.
– Да-да, – яро закивал Эрик и, подхватив под руку уже открыто улыбающуюся жену, спешно направился прочь из комнаты.
– Что это сейчас было? – ошарашенно спросила я у князя.
Редклиф лукаво улыбнулся.
– Лукреция рассказала, о чем думал ее отец. Его, как и многих, смутила твоя одежда.
Я фыркнула.
– То есть она…
– Да, читает мысли. У Эрика и Ванессы ушло много времени, чтобы приучить дочь к тому, что рассказывать вслух то, что она прочла в головах людей, неприлично.
– Видимо, безуспешно.
– На самом деле наоборот, просто она не всегда считает это правильным. Пойдем, ближайшие три часа мы проведем вместе.
Направляясь вслед за Фордайсом к девочке, которая уже лазила в груде мячиков, я спросила:
– Но зачем это?
– Лукреции требуется общение с нами. Судьба распорядилась так, что дар проснулся рано, а вот совершать прыжки во времени она пока не может. Общество творцов просто необходимо ребенку для полноценного развития.
– Да уж. Нам с тобой в этом отношении было намного проще.
Последующий час мы играли в пиратов на большой игровой площадке, а Лукреция все больше и больше пленяла меня. По-детски простодушная, не по возрасту серьезная и проницательная, она казалась странной, и я надеялась, что ее особенность не помешает ей устроить свою жизнь, когда она вырастет.
Знать мысли окружающих – это тяжелое бремя. А мне нравилась юный творец, и я желала ей всего хорошего.
– Вы готовы к штурму? – крикнул с другой стороны игровой площадки Фордайс, стоя в одной из башенок.
Я восхитилась его красотой: Редклиф был неприлично хорош с пиратской повязкой на голове. Он всегда такой правильный, такой важный, но когда позволял себе расслабиться, становился милым и обаятельным.