– Что? – обалдело переспросил я.

– Ты сдал меня Уайдбеку? Неофрон здесь, черт бы его побрал!

– Soror! – рявкнул я. – Я ничего никому не говорил!

– Он мог узнать только от тебя, больше никак! Ох, черт, – всхлипнула она.

– Я клянусь тебе, что…

Дио нажала отбой, и я больше не мог дозвониться до нее, как ни пытался. Зато я смог дозвониться до родителей. Неофрон везет Диомедею домой – подтвердил отец.

– Как он нашел ее?

– Поговорим об этом, когда приедешь, – ровно сказал тот на другом конце провода.

– Она не делала никаких звонков в Уайдбек и не хотела, чтобы Неофрон приезжал за ней.

– Ты, смотрю, потрясающе хорошо осведомлен, сынок, – съязвил отец. – Если помощь ей все-таки нужна, то не стоило отказываться от услуг Уайдбека, Крис. Это безответственно – пытаться затащить тебя в Египет и заставить тебя рисковать своим телом. Хотел бы я посмотреть, как ты лезешь через электрическую проволоку, окружающую ферму, а потом пляшешь под пулями фермера.

– Ты недооцениваешь меня.

– Я люблю тебя. А лишний риск – не твоя забота. Позволь рисковать тем, кто получает за это миллионы!

– Тот, кто получает миллионы, перепугал твою дочь до смерти! Или не знаю, что с ней сделал! Когда же ты поймешь это?

Я бросил трубку и повернулся к Альцедо:

– Это ты сказал им, где Дио?

– Мне заняться больше нечем? – вспыхнул тот.

– Где она, знали только я и ты.

– Да, вот только ты не передавал мне ее фотографию с координатами. Не так ли? Так что остаешься только ты.

Я вцепился в волосы и рухнул в кресло. В этой истории было столько непонятного, что голова шла кругом. Я приеду и первым делом вытащу из Дио всю правду. Или вытряхну ее из родителей. Или выбью из Неофрона, чего бы мне это ни стоило.

9. Демоны

Большой коньячный бокал был наполовину заполнен водой, а в воде плавала горящая свечка и лепесток розы. Такие же бокалы стояли на всех столах. Я мог побиться об заклад, что оформителем ресторана гостиницы Heaven была женщина. Мама открыла в Лугано свой ресторан пару месяцев назад, сама занималась дизайном и на каждом столе распорядилась поставить по вазе с разноцветными бусинами и свежими розовыми бутонами. Правда, убрала их после того, как отец заявил, что фрукты будут куда уместней: их хотя бы можно есть. Смешно вспоминать, но они чуть не рассорились из-за такой ерунды… Я отставил бокал со свечкой на другой стол: слишком романтично для подобной встречи.

Альцедо уехал на какой-то теннисный корт, проторчал там полдня, а по приезде завалился спать без задних ног.

Я ждал мисс Истерику, которая сильно опаздывала. Ждал уже целый час в компании бутылки Evian и с каждой минутой все больше сомневался, что она придет. «Нужно было прилепить ей записку ко лбу, а не совать в одежду», – дошло до меня.

«Она найдет, она внимательная», – подсказал мне какой-то внутренний голос, и этот голос вряд ли принадлежал мне.

«А еще… какая она?» – спросил я у себя.

Гул остаточных реакций слегка усилился: «Любит печенье. Может съесть целую тарелку. Мать печет его без остановки, а Лика же съедает».

Я рассмеялся и тут же поймал на себе подозрительный взгляд официантки. Ну вот, теперь она решит, что я чокнутый, а ведь так мило строила мне глазки.

«Что еще? Помимо печенья и первоклассного удара правой», – спросил я.

«Умная. Иногда какая-то потерянная. И терпеть тебя не может».

Что-что, а это я уже понял.

«И еще у нее обалденно красивые губы, – добавил голос. – Если ты, болван, еще не заметил».

Я медленно выдохнул, захваченный врасплох этим новым знанием. И в этот момент в зал ресторана влетела мисс Непунктуальность собственной персоной. Лямка рюкзака на сгибе локтя, сползающая с плеча куртка, раскрасневшееся лицо. Она очень спешила, и этот факт был неожиданно приятен.

* * *

Лика скользнула взглядом по залу и не заметила меня. Я сидел в таком углу, в котором можно было бы легко совершить убийство, и никто бы этого не увидел. Ну или заняться сексом, и это тоже вряд ли б осталось замеченным. После безуспешной попытки допросить бармена она рухнула на стойку, лбом в ладони. Я встал и пошел к ней.

– Могу предложить яблочный сок. Он выглядит почти как виски, – кажется, бармен кокетливо отказывается продавать ей спиртное.

– Подойдет, – сказал я.

Она резко развернулась на звук моего голоса и вперила в меня свои глаза цвета шторма – темно-серые, тревожные. Брови сдвинуты, на щеке, на месте вчерашнего ушиба, красовался свежий пластырь. Одного взгляда на нее хватило, чтобы внутри снова зашевелился улей остаточных реакций и странных мыслей. Я перевел взгляд на ее губы и – увидел их словно впервые. Вряд ли их можно было назвать пухлыми, наоборот: небольшой, аккуратный, невинный рот, разве что… разве что прикусить эту нижнюю губу, и вот тогда она припухнет… Ну и мысли, Фальконе. И на этот раз – твои собственные, не отмазывайся…

Я вел ее к столу, пока она бушевала у меня за спиной:

– Неужели нельзя было найти более цивилизованный способ для такого рода информации?

– Нельзя, – ответил я и повел к своему столу.

«На котором можно заняться нем угодно».

Официантка положила на стол папку меню, хотя я бы сейчас больше обрадовался шпаге – отражать удары противника. Мы сидели друг напротив друга и молчали. Она казалась очень решительной и бесстрашной, но руки были скрещены на груди, а ладони сжаты в кулаки: типичная поза человека, который ощущает угрозу. Мне еще не приходилось видеть перед собой девушку, которая бы боялась меня. Что за странное и паршивое чувство. С куда большим удовольствием я бы посмотрел, как она… ну, например, улыбается. Или смеется. Или… да что угодно, только не это.

Разговор был недолгим, но тем не менее изрядно вымотал меня. Эта девочка не собиралась сдаваться. Она была намерена затащить меня в этот чертов Симферополь во что бы то ни стало. Она сражалась со мной, убеждала меня, искренне пыталась понять мои аргументы и тут же выкладывала свои. Из нее вышел бы чертовски хороший переговорщик: она знала, чего хочет, и решительно намеревалась это получить. Но, к сожалению, Симферополь был последним городом, куда мне следовало тащить свое тело. Возвращаться туда, где я с высокой долей вероятности мог быть узнан, изображать из себя другого человека, брать на себя ответственность за то, чего я не совершал?

Нет, я был не настолько безумен… Я был вынужден втолковать этой девочке, что их дорогой Феликс – не тот человек, которого стоит тащить домой на радость маме. И что лучше бы им прекратить оплакивать головореза и возрадоваться, что он забыл к родному дому дорожку.