Ты подарил мне „Подснежник“. Спасибо! Мне тоже захотелось сделать тебе что-нибудь приятное. Почитай повнимательнее нашу газету.
Теперь делюсь своими новостями. Недавно меня приняли в Союз журналистов СССР. Для меня это очень большое событие. Вступление в Союз в 20 лет – случай почти исключительный. Пришлось много работать, заниматься. В общем, чего расписывать. Так и должно быть, если в жизни есть цель. А мне бы хотелось стать хорошим журналистом.
Что тебе еще рассказать? В Подмосковье осень. Мы уже начинаем мечтать о тепле, ласковом солнышке, первых цветах.
До свидания!
Лиля
«Отправила поздравительную открытку с днем рождения…»
А ведь сегодня же день моего рождения! Просто удивительно, что получил это письмо именно на день рождения. Письма из Афганистана идут до Москвы больше недели. Свой новый адрес я сообщил друзьям совсем недавно. И их поздравления придут не раньше, чем на следующей неделе. Письма от родителей придут еще позже. Они не знают, что я в Афганистане.
Маленькая хитрость. Я оставил пачку конвертов с домашним адресом в Ашхабаде у Сергея Андреева, своего однокурсника. Он мой почтовый ящик. Письма домой пишу на его адрес. Он перекладывает их в новый конверт и отправляет дальше. По почтовым штемпелям и обратному адресу я все еще нахожусь в Ашхабаде. Ну а содержание писем соответствующее. Одна проблема – письма идут значительно дольше.
В конверте аккуратно сложена газета. На последней странице – «Подснежник» С. Карпова.
До крови руки ледоруб натер,
Но, перевал преодолев, мы снова
Карабкались вперед. И крохотный костер
Нас согревал на каменистых тропах.
И вновь рассвет сменял ночную тьму.
Звеня ручьями, пел ледник под нами.
И в этот миг увидел на снегу
Я маленькое чудо под ногами.
Среди застывшей тишины
Там, где рассветы в небо рвутся,
Подснежник вылез из земли
И нежно солнцу улыбнулся.
В своей наивности смешной
Он легкомысленно и мило
Забыл опасность холодов,
Забыл метели злую силу.
Зима еще грозит бедой,
Но он уже капелью дышит.
Но он уже живет весной
И первых жаворонков слышит.
Вдруг стало легче на душе,
И я стоял, завороженный.
На этой сказочной земле,
Где чудеса еще возможны…
А путь наш дальше уходил,
Он был нелегким и суровым.
Но каждый в сердце уносил
Минутной этой встречи грезы.
Приятно было увидеть свои строчки в газете. Я чувствовал себя великим поэтом. Ровно пятнадцать минут. До тех пор, пока не пришел Нигмат Хашимов.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться?..
Мои строительные увлечения не прошли даром – мой заместитель заболел какой-то странной экзотической болезнью. Болезнь называлась «трудоголизм». Одним из ее проявлений была необъяснимая тяга к трудовым подвигам. Это можно было ожидать. После наших первых строительных успехов Нигмат решил замахнуться на невозможное. Он задумал решить проблему с туалетом. Безумец! Есть проблемы, которые решить не может даже Бог. Что уж тут говорить о возможностях какого-то командира заставы.
Проблема с туалетом действительно стояла на заставе довольно остро. В скальном грунте практически невозможно было делать большие ямы. Ни вручную, ни взрывным способом.
С этим вопросом и обратился ко мне сержант Хашимов. Он почему-то возомнил, что я знаю все на свете. О способах решения проблем, связанных с канализацией. Такой кайф обломал! Ведь до того, как стать сантехником, я был поэтом. Целых пятнадцать минут!
Как хорошо, когда люди в тебя верят. В таком случае ты иногда делаешь вещи, о которых в любых других условиях не мог бы даже и мечтать. Я и не мечтал произвести на Нигмата впечатление эрудита. Знающего ответы на все вопросы.
Но ответ пришел сам собой. Вспомнилось босоногое детство. Когда родители каждое лето отправляли меня в ссылку в деревню. В эти годы в школе нам рассказывали о декабристах и царских репрессиях по отношению к ним. О женах декабристов, добровольно поехавших за мужьями в ссылку. Я не чувствовал себя женой декабриста. Готовой добровольно оставить в городе своих друзей. И когда меня на целый месяц отправляли в деревню без суда и следствия, это казалось ужасным беззаконием.
Из этих времен о деревне осталось два воспоминания. О том, как болела в первые дни голова от этого противного кислорода. И о ласточках, которые строили свои гнезда под крышей дома. И как опасно было сидеть под этими гнездами.
Мы занялись плагиатом. Все в этой жизни было изобретено уже до нас. Ласточками. С противоположной от кишлаков стороны мы укрепили на скале несколько бревен. На них закрепили аккуратную постройку. Настелили пол с характерными отверстиями. Глубина выгребной ямы была равна высоте горы Тотахан. 1641 метр.
Если бы вы были воробьем, вы бы поняли моих бойцов. Вы – большой воробей, парящий под облаками. А внизу под вами – маленькие-маленькие люди. Вы тоже представляете, как приятно чувствовать себя птицей? Гадить с высоты птичьего полета! Если еще представить, что на головы моджахедов, вы поймете, какой восторг у моих бойцов вызвало появление такого объекта на заставе. На протяжении многих месяцев он будет пользоваться повышенным интересом личного состава заставы. До самого вывода наших войск.
Шестнадцатого сентября на заставу приезжает новый командир роты Володя Стародумов. Старший лейтенант, бывший командир комендантской роты из штаба дивизии. Красавец гусар. А меня вызывают на партсобрание в батальон. За успешную работу нашей ротной партийной организации по снижению боевых потерь меня поощряют двумя рулонами рубероида. Это очень кстати – будет чем накрыть крышу хозблока.
Да, эксперимент со старейшинами увенчался успехом. Дорогу между Тотаханом и девятой сторожевой заставой минировать перестали. Это сразу же сказалось на потерях личного состава. И не только нашей роты, но и других подразделений, которые пользовались этой дорогой.
Хорошо, что напомнили. С дорогой нужно еще поработать. Нет ничего более неблагодарного, чем человеческая память. Время накладывает на события пелену забвения. Старейшины кишлака Калашахи могли забыть о нашем договоре. И то, что дорогу не минировали, могло говорить только об одном. Скоро начнут.
Доделываю очередной нож. Уже пятый или шестой, сбился со счета. Каждый чем-то отличается от предыдущего. Я пытаюсь угадать, что же ждет от меня Шафи. Что это должен быть за нож? Истина пока где-то далеко.