Мне кажутся забавными ее привычки. Но каждый раз, когда проголодается, она проглатывает именно три яйца. Со стороны видно, как она широко раскрывает рот, а затем просто натягивает свою кожу на куриные яйца. А потом несколько дней переваривает их. Мечтательно закрыв глаза, словно вспоминает что-то далекое и очень приятное. Наверное, свою молодость.
Когда на складе появляется повар и начинает набирать в коробку банки консервов, крупу или сахар, она немного приподнимает голову и предупреждает о том, что она еще здесь.
– Ш-ш-ш. Кы-ш-ш.
Она действительно говорит: «Кыш-ш-ш». Ошибиться здесь невозможно. Повар понимает ее с полуслова. Это предупреждение: консервы, крупы – твои, яйца – мои. Иногда повар пытается проявить характер и подходит ближе. Тогда Марь Иванна удивленно приоткрывает глаза и приподнимает свое тело выше. А потом бьет наглеца головой с закрытым ртом. Пытается отпугнуть его, одновременно оберегая зубы от поломки. Хотя, скорее всего, зубов у нее уже и нет.
Повар обиженно уходит и целый день вынашивает в своей голове планы страшной мести. А потом прощает Марь Иванну, потому что сам был виноват. Марь Иванна просто выполняла свою работу.
К тому же он прекрасно понимает, что не будет Марь Иванны, не избежать нам нашествия мышей и крыс. А это куда страшнее. И не только в плане сохранности продуктов. Ведь мыши и крысы – разносчики болезней. А болезни, особенно инфекционные, здесь – бич для наших солдат. Так что Марь Иванна – наш ангел-хранитель от болезней. И хранитель наших продуктов. Правда, не всех.
Вы даже не представляете, насколько хрупким может быть это биологическое равновесие. И как важно не делать в нем резких движений!
Вы скажете, что кобра ядовита. Трудно с этим не согласиться. Что ядовиты скорпионы и фаланги. Вот это спорное утверждение. Да, укусы их болезненны. Особенно укусы скорпионов. И особенно весной, когда у них появляется потомство. Но не ядовиты. Здесь очень жарко летом. Столбик термометра зашкаливает за пятьдесят градусов Цельсия в тени. При такой температуре яд быстро разлагается. И для ликвидации последствий укуса достаточно обеспечить больному покой и обильное питье.
Поэтому, прежде чем принимать решение о борьбе с насекомыми и змеями, нужно хорошенько оценить все плюсы и минусы будущей победы. Ядовитое начало заложено в них природой для защиты от врагов или для охоты. Проблемы у человека возникают, когда он забывает об этом. Когда наступает на животное или разрушает его гнездо или убежище.
Мы старались об этом помнить. Помнить о биологическом равновесии. Не обижать Марь Иванну. Закрывать глаза на постоянную недостачу куриных яиц на продскладе. Вот только никак не могли привыкнуть к мышам.
Благо, что кроме Марь Иванны хорошо работали и два наших дикобраза, живущие под первым постом. Они подъедали пищевые отходы в мусорной яме. И тоже ловили мышей. Из бездельников здесь только дикий африканский Кот. Пока что он ловит только фантики. Просто он еще очень маленький. И когда ему попадаются на пути мыши, он не знает, что их надо есть. Он играет с ними. И мыши от него убегают. Бездельник! Самый большой бездельник на заставе. После меня, разумеется.
Марь Иванна погибнет через полгода. При проведении дивизионной операции в нашем районе. На заставе заночует замкомандира батальона. Ночью, выходя проверять посты, он случайно наткнется на нее. Около самой канцелярии. Марь Иванна встанет в стойку, откуда только у старушки возьмутся силы! Замкомбата с испугу выстрелит в ее сторону. И Марь Иванна сделает то, что делала лучше всех. И делала всю свою жизнь. Она бросит свое тело навстречу этому незнакомому для нее и стремительному насекомому. И поймает пулю.
Пришла радиограмма с КП батальона: духи обстреляли нашу водовозку. Придется пару дней обходиться своими силами. Возить воду с речки. Мы стараемся обязательно кипятить речную воду, но сказывается высокогорье, и она закипает плохо. И мы постоянно мучаемся животами от этой воды.
Дни идут за днями. В делах и хлопотах время летит незаметно. Двадцать четвертого сентября ночью у меня резко подскакивает температура. Налицо все признаки одной смешной и давно забытой болезни. А ведь говорила сестрица Аленушка: не пей водицу из речки Барикав! Но когда и кто слушался женщин? Тем более что пить больше было нечего. Меня отвозят в Баграмский инфекционный госпиталь. Так и есть! Диагноз подтверждается – всего лишь тиф.
С каждой минутой мне становилось все хуже и хуже. Меня положили в палату для больных с фактором риска. Поставили капельницы, сделали уколы. Затем перевезли в реанимацию. Потом сделали еще несколько уколов. И еще. А потом я потерял сознание…
Я пришел в себя от того, что в палате стало слишком тесно. Врачи суетились у кровати какого-то больного. Делали прямые уколы каких-то лекарств в сердце. Меняли капельницы. Рядом с ними стояли мои родители. Молчал мой отец. Мама не плакала. Было как-то тихо и очень торжественно. И очень светло. Потом появился Сан Саныч и сказал, что есть работа. Его сменил Шафи и начал что-то говорить о ножах. В углу комнаты я вдруг увидел Лейлу. Она сжимала в руках моего дракончика и что-то шептала. Рядом с нею стояла высокая красивая девушка с розами. Потом вдруг появилась моя сестра с племянниками. Почему-то рядом не было ее мужа, Виктора. Они всегда были вместе.
Но самым удивительным было то, что в больном я узнал себя. Это было так странно! Словно я одновременно находился в двух разных местах. Человек, который лежал на кровати, был мною. Но сам я находился над всеми. Сверху в самом дальнем углу комнаты.
Я прекрасно слышал, о чем говорили врачи. Они были очень реальны. Но остальные появлялись и исчезали, словно во сне. Остальных я не слышал. Точнее, я не слышал их голосов. Но зато отчетливо слышал их мысли. И кажется, что мысли жили какой-то своей, отдельной от людей жизнью.
Мне было интересно. То мое Я, которое могло думать, совершенно ничего не чувствовало. Оно было Ничем. Ни воздухом, ни облаком, ни сгустком энергии. Оно было просто местом, которое могло мыслить и видеть то, что происходило вокруг. Это было так здорово! И так удивительно!
Мне нравилось это состояние. Но что-то начало происходить с посетителями комнаты. Их образы стали размываться и исчезать. Один за другим. Постепенно стало исчезать и то удивительное сияние, которое создавало необыкновенно радостное чувство праздника. Потом все исчезло…
Через двое суток я снова пришел в себя. Ощущения праздника больше не было. Не было и моего второго Я. Мое единственное Я лежало на кровати и рассматривало потолок. Рядом стояла капельница. Кроме капельницы и потолка я больше ничего не видел. Но откуда-то издалека донесся голос:
– …Кажется, вернулся. Позовите врача.
И снова рядом со мною что-то двигалось, говорило и беспокоилось. Беспокойство чувствовалось в чьем-то голосе. Что-то было не так. Тем временем я сделал маленькое открытие. Даже два. Во-первых, я не мог повернуть голову. А во-вторых, я не мог говорить.
Было и третье открытие, но о нем даже думать не хотелось. Через капельницы в меня ввели слишком много физраствора и лекарств. Слишком много жидкости. Я вспоминал заставу, «Ласточкино гнездо». Мне срочно нужно было в туалет.