Лицо у него было бледное, с тенями под глазами, и дышал он тяжело, с хрипом, как астматик. На полу под ним расползлось тёмное пятно. Дива вдруг осознала, что это кровь!
– Ты… ранен?!
– Попортили шкурку… я ошибся… меня подставили…
– А ты подставил нас!
– Я не хотел… не было выбора…
Дива перевела взгляд на Матвея, хотела встать, но голова закружилась, и она едва не упала на лежак.
– Что с ним?!
– Мне влепили… пулю в спину… а ему МКН с нейротропиком…
Дива всё-таки нашла в себе силы сползти с лежака на пол, на коленях подползла к Матвею, склонилась над ним, положив руку на лоб.
– Он… не дышит!
– Дышит… только медленно. Помоги ему… прийти в себя. У вас обоих… неслабые ресурсы. У нас ещё маленький есть шанс…
– Какой шанс?!
– Вмешаться в процесс.
Дива с трудом села, пытаясь справиться с головокружением. Вспомнила встречу с анархом Украины и его пособниками. Её попытка отключить сознание удалась, она ничего не сказала на допросе, но и не помнила, как оказалась в этой странной камере.
– Где… мы?
– Одно из помещений… МИРа Робберфилов. Эти кретины… решили почему-то… перенести нас сюда… а сами… – из уголка губ Стаса стекла на подбородок струйка крови, он стёр её ладонью. – Чёрт! Не сдохнуть бы… раньше времени.
– Мы в МИРе…
– Клопов разумных, будь они неладны, – скривил губы Стас. – Жаль, что я так и не смог… восстановить свои способности… оператора. Ему повезло больше…
– Вот бы дров наломал! Рассказывай всё.
– Помоги ему… выйти из комы… это сейчас важнее всего.
– Мне сначала надо прийти в себя самой.
Стас шевельнулся, прикусил губу.
– Дьявольщина! Пуля торчит аккурат над сердцем… Ладно, слушай… – Он коротко рассказал собеседнице о походе с Матвеем в МИР Акарин. – Нас круто подставили, завели в ловушку… я смог вырваться, а он нет. Зато я и эту тварь… обвёл вокруг пальца! – Стас сделал попытку улыбнуться.
– Кого?
– Кэтрин Блохшильд… анарха Союза Неизвестных США. Отдал ей вместо Эскулапа… свой коммуникатор.
– Это в твоём стиле, – невольно усмехнулась Дива, набираясь сил. – А настоящий Эскулап где?
– Недалеко, в щели коридора… метров двадцать от пещеры Робберфилов… я не стал рисковать… спрятался в самом замке… дождался Схода… Кстати, Сход, видимо, уже начался, но у Комитета ничего не выйдет… я надеюсь. Здесь, в замке, только тридцать девять Вещей… а для инициации нужны все сорок. Вот почему нам надо… как можно быстрее вытащить Матвея из бессозналки. Я вне игры… на тебя надежда.
– Я тебе… не верю…
Стас засмеялся, закашлялся розовой пеной, побледнел ещё сильнее, схватился рукой за грудь:
– Ничем не могу помочь… поспеши! Всю жизнь я пытался… делать добро… всем назло. – Он снова закашлялся, изобразил улыбку. – Такой вот дурак… но до сих пор уверен… что моя политика правильная. Если бы мы смогли… активировать сорок ВВ с Матвеем… ещё до Схода… изменили бы реальность!
– Да уж, превратили бы её в один из Адовых миров!
– Принудили бы её к миру… справедливому воздаянию… каждому по заслугам при жизни… по любви и ненависти.
Дива с сожалением покачала головой:
– Это не путь сил Света.
– Кто знает? Твой отец не смог очистить реальность от Зла, и это подтверждает правильность моих умозаключений. Он ошибался!
– Мой отец дал нам шанс самим измениться изнутри.
– Почему же мы не меняемся? Почему Зла всё больше, ненависти всё больше! – Стас без сил опустил голову на грудь, забормотал невнятно: – Не хочу спорить… нет времени… буди брата.
Дива очнулась, сосредоточилась на Матвее. Она уже уловила его дыхание и почувствовала слабое токанье крови, но прочитать его мысли не смогла. Да это было и немудрено, нейротропик сделал своё чёрное дело, перекрыв нервные пути и заблокировав работу мозга Матвея.
Она погладила молодого человека по волосам, по лицу, потолкала в плечи, в грудь, погрела виски ладошками.
– Ну, милый, любимый, выходи из темноты, пора спасать мир!
Веки Матвея задрожали…
* * *
Он был вне себя…
То есть висел, как воздушный шарик, над своим же собственным телом, не ощущая ни жары и ни холода, видел его ощутимо мёртвую неподвижность и не мог до него дотянуться. Потому что не чувствовал ни рук, ни ног.
В принципе ему было хорошо, так как никакие болевые ощущения его не мучили. Но сквозь этот панцирь тишины, уюта и покоя пробивались странные лучики беспокойства, кто-то звал его по имени, и хотелось побыстрее избавиться от колеблющего пространство уюта голоса, чтобы раствориться в приятном небытии.
Голос смолк, потом подобрался вплотную, нарушая эйфорическое блаженство ничегонеделания, проник в сердце, по коже пробежали щекочущие пальчики, возбудившие память прошлого, какие-то приятные моменты.
– Вставай, любимый! – выговорил кто-то внятно.
Слово было изумительно сладким на вкус, как халва, оно ласкало слух, и Матвей повиновался ему, как сомнамбула, начал всплывать в мир добра и света, цепляясь за воспоминание о губах, произносящих эти слова. По сути, заработал наконец защитный механизм подсознания, включившийся от голоса любимой женщины, чтобы компенсировать не решённые сознанием проблемы, но неизбежно опиравшийся на возможности и оценки сознания.
Душа ударилась обо что-то твёрдое, оказавшееся родным телом, и он резко подался вперёд, захлебнувшись воздухом и холодной темнотой, как водой, вылившейся из ведра на голову.
Руки его остановили, добрые ласковые руки, и принадлежали они Диве!
– Тихо, капитан! – прошептала она, наклоняясь к нему. – Всё хорошо, я с тобой. Дыши, успокаивайся.
Несколько секунд Матвей не двигался, впитывая, как губка, энергетические волны тела женщины, пронизывающие каждую клеточку его тела, баюкающие, ласкающие, насыщенные удивительной живительной силой и заботой.
– Ди… ва…
– Это я, полежи, приди в себя.
Он лёг, заметил невдалеке полусидящего Стаса, снова приподнялся на локтях, пытаясь встать.
– Кто… это? – Язык не повиновался, шёпот получился невнятным, и он повторил громче: – Кто это?!
– Брата надо узнавать в любом состоянии, – проговорил Стас насмешливо. – Не обращай внимания на кровь, по мне просто пробежало стадо комаров.
– Ты… не брат мне… – не принял шутки Матвей.
– По крови – не брат, по воспитанию – сын твоего отца.
– Он… воспитывал… не тебя.
– А кого?