— Я помню пленного британского генерала. И толстую баронессу, которая распевала немецкие песни. Она приезжала с мужем и дочерьми.
Вот-вот. Не знаю, заметил ли ты, как эти гости вели себя за столом. Они явно опасались брать в рот некоторые непривычные для них продукты. К помидорам, например, не прикасались. То же самое и с устрицами. Картофель ели осторожно и лишь после того, как мы с миссис Мартой показали им пример. Авокадо, артишоки, батат всегда оставались на тарелках нетронутыми.
— Миссус Марта специально просила нас, чтобы мы потом на кухне не дали пропасть такому добру. Попировали на славу.
— То, что для нас деликатес, непривычным людям кажется просто несъедобным. И я подумал: иностранцы будут приезжать в Америку всё чаще, многие нанесут визит в Монтичелло. Хорошо бы на эти случаи иметь в доме повара, который умел бы готовить европейские — и особенно французские — блюда. Не хотел бы ты стать таким поваром?
— Я?!.. Но как же?.. Почему вдруг я?..
— Твоя сестра Мэри призналась миссис Марте, что утром ей нездоровилось и что завтрак готовила не она. Мы с женой в жизни не ели такого вкусного омлета. И подумали: а вдруг Творец наделил Джеймса Хемингса особым кулинарным талантом? И если его развить, из него может получиться превосходный повар. Что скажешь?
— Ох, прямо не знаю, масса Томас… Это ж надо столько лет учиться… А где? У кого?
— В Ричмонде есть неплохой ресторан, которым владеет эмигрант из Парижа. Когда мы зимой переедем туда, для начала я мог бы отдать тебя ему в апрентисы [3] . Если у тебя учёба пойдёт, будем думать, искать настоящих мастеров этого дела. Может быть, даже в Филадельфии.
— Вы же знаете, масса Томас, для меня слово хозяина — закон. Как вы скажете, так и будет.
— Это я знаю. Но также я знаю, что талант насиловать нельзя. Нельзя человеку приказать: «Научись играть на скрипке». Если в нём не будет таланта и желания, ничего не получится. Думаю, и в искусстве кулинарии дело обстоит таким же образом. Поэтому и позвал тебя для разговора. Ну как: хотел бы ты выучиться и стать первоклассным поваром?
— Вообще-то… Всё это так неожиданно… Не знаю, что сказать… Наверное «да»… Даже очень, очень «да».
— Не исключено, что мне, мистеру Мэдисону и другим удастся добиться, чтобы ассамблея отменила закон, требующий немедленной высылки освобождённых рабов из колонии. В этом случае я смогу освободить тебя и нанять поваром как свободного человека, за жалованье.
Про заключительную часть разговора Джеймс не стал рассказывать братьям. Его пошлют учиться поварскому ремеслу — вот всё, о чём шла речь. Уже и этого было довольно, чтобы возбудить зависть в окружающих. Но волна ликования и надежд поднималась в душе будущего шеф-повара с такой силой, что рот в самые неподходящие моменты растягивался в дурацкую улыбку — хоть руками возвращай его в серьёзную мину.
И как быстро мечта о свободе меняла свои обличья! Ещё недавно она воплощалась в свинье-копилке, потом в военном мундире, теперь в поварском колпаке. Всё это перемешивалось в неправдоподобных причудливых сновидениях. Он видел себя верхом на коне, объезжающим празднично накрытый стол, расставленный на просторной лужайке, а красавица Маргарита выходила из дверей дома, всплёскивала руками и восклицала в тревоге: «Мы забыли купить мадеру!» А он отвечал ей со спокойной улыбкой: «Мадера вышла из моды. Теперь пьют только яблочное бренди».
Зима, 1780
«Всё упирается в деньги. И главный вопрос: как добыть их? Налоги, даже очень высокие, не поступают достаточно быстро; занимать мы не можем, потому что никто не даст нам в долг, пока над армией висит угроза голода или роспуска. Если увеличивать налоги, те самые люди, которые раньше были готовы отдать половину своего имущества, если не всё, на пользу своей стране, сегодня могут поднять восстание, если у них потребуют всего две сотых. Может возникнуть такое напряжение, которое расколет наш союз. С другой стороны, если не увеличить налоги, это может означать конец нашей борьбы. Эти трудности усугубляются успехами неприятеля, вгоняющими в уныние армию и народ. Но я не отчаиваюсь. Одна энергичная и успешная военная кампания может принести славное завершение войны. Нужно только напрячь наши усилия. Нам придётся выбирать между славой, честью и счастьем, с одной стороны, или позором, бесчестьем и горем — с другой».
Из письма спикера ассамблеи Массачусетса, Джеймса Уоррена, генералу Вашингтону
Весна, 1780
«Совместное наступление с французами на Квебек, на котором настаивает конгресс, не вызывает во мне энтузиазма. Эта территория настолько привязана к Франции своими традициями, языком, религией, способами управления, что если французский флаг будет водружён там, он останется надолго… Людям свойственно впадать в крайности; ненависть к Англии может во многих породить преувеличенное доверие к Франции… Я всем сердцем питаю добрые чувства к нашим новым союзникам и рад поддерживать их в других до определённого предела… Но весь опыт человеческой истории учит нас, что любое государство станет действовать исключительно в своих интересах. Ни один разумный государственный деятель или политик не должен забывать этого».
Из письма Вашингтона Генри Лоуренсу, американскому послу в Нидерландах
Лето, 1780
«Немедленно после получения известия о том, что генерал Линкольн сдал Чарлстаун и вся его армия попала в плен, генерал Гейтс, прославленный победитель под Саратогой, был назначен командующим войсками Южного фронта. Армия лорда Корнуоллиса подошла к окрестностям города Камден, где и завязалось большое сражение 16 августа 1780 года. Поначалу обе армии проявили изрядное мужество с обеих сторон, но потом ополченцы из Виргинии и Северной Каролины не выдержали, побросали оружие и бежали в полной панике. Видя свои войска полностью разбитыми, генерал Гейтс тоже бежал, что в какой-то мере запятнало его лавры, полученные под Саратогой».
Мерси Отис Уоррен. История революции
Зима, 1781
«Прибывший в Виргинию генерал Арнольд высадился в Вестовере и двинулся на Ричмонд, сжигая и разрушая всё на своём пути и почти не встречая сопротивления. Лорд Корнуоллис презирал его и писал главнокомандующему в Нью-Йорке, генералу Генри Клинтону, что для достижения победы в Виргинии необходима иная тактика, а не те действия, которые предпринимал Арнольд. Не приходится удивляться тому, что многие достойные офицеры в британской армии были возмущены тем чином и тем доверием, которым их главнокомандующий наделил это беспринципное ничтожество».
Мерси Отис Уоррен. История революции
Весна, 1781
«Из разговора с мистером Бёрдом я узнал, что он был ограблен британцами, когда они проходили мимо его дома, двигаясь к Вестоверу, преследуя армию Лафайета, и когда возвращались в Уильямсберг, не сумев настигнуть маркиза. Фрукты, птица, скот были унесены авангардом, армия забрала то, что оставалось, даже офицеры забрали ром и провизию всякого рода, не заплатив ни фартинга. А потом началось самое страшное — оборванцы и всякая шваль, называвшая себя лоялистами, шли вслед за армией не для того, чтобы принять участие в боях, а для того, чтобы присоединиться к грабежам. Они опустошали дома, и мистер Бёрд с возмущением рассказал, что они силой сорвали с его ног сапоги».