– Старшина Головко прибыл в ваше распоряжение. Наводчик противотанкового орудия.
– Красноармеец Иськов, заряжающий, – вытянулся рядом в струнку второй артиллерист, лет на двадцать помоложе.
– Воевали, товарищ старшина? Ну, в смысле раньше?
– Так точно, на Гражданской ездовым был, на Финской уже наводчиком. Ну и эту войну, стал быть, тож наводчиком начал. Так что опыт имею, ежели вы об этом.
– Отлично, товарищ старшина, – слегка расслабился Старцев. – У меня в батарее с опытными наводчиками, если честно, не очень. Как звать?
– Василием родители назвали. – Головко пожал протянутую ладонь. – А напарника мого Ванькой, стал быть, кличут. Он, хоч и впервые воюет, тоже по германцам стрелял, так что боец опытный. И унитары в ствол пихает шустро, так что не переживайте, тарщ лейтенант, не подведем. Вы, главное, нас к орудию определите, а там разберемся.
– Добро, – отступив на шаг, кивнул комбатр. – Пушки-то имеются, и снарядов полно, артиллеристов не хватает. Потрепали нас по дороге штурмовики ихние, одна из бомб аккурат в грузовик с имуществом угодила, а там два расчета ехало. Одно из орудий тоже в хлам разбило, бросить пришлось, зато второе – ваше. Людей мало, но еще двоих бойцов в расчет выделю. Вчетвером справитесь?
– А чего ж нет? – хмыкнул старшина, оглядев укрытые в капонирах и замаскированные ветками дивизионные «Ф-22». – Пушка знакомая, на такой и первый бой принял. А что людей маловато, так это не беда. Задача у нас нынче какая?
– Задача? – внезапно погрустнел лейтенант. – Простая у нас задача – два часа назад из штаба сообщили, что немцы прорвали фронт на нашем участке и сейчас движутся в этом направлении, стремясь достигнуть максимальной глубины прорыва. Ну а мы должны их остановить. Примерно вон там вторая батарея окопалась, с полкилометра от нас, а третья с фланга немцев прижмет, если обойти попытаются, но основная дорога прямиком через нас идет. Вот такая, стало быть, наша задача – любой ценой задержать продвижение. Обещали помощь авиации, но этот так, – комбатр неопределенно помахал в воздухе ладонью, – обещали. Ясно?
– Чего ж нет, – повторил излюбленное выражение Головко, пожав могучими плечами. – Дело привычное. Вот только, товарищ лейтенант, вопрос имеется: с харчем у вас как? Мы, ежели честно, с утра не жрамши. На рассвете разбудили, в кузов попутки впихнули – и вперед.
Лейтенант, похоже, опасавшийся какого-то совсем другого вопроса, расслабился:
– Ну, с этим делом все в порядке, накормим. Ступайте за мной, товарищи бойцы, сейчас разберемся.
Поддернув автоматные ремни – захваченное в бою оружие им вернули, когда отправляли со сборного пункта в часть, поскольку винтовок на всех окруженцев не хватало, многие выходили к своим без оружия, – артиллеристы потопали следом за новым командиром в сторону замаскированных орудийных позиций….
Гитлеровцы появились почти через два часа. Пропустив, как и было договорено, передовой дозор, которым должны были заняться пехотинцы из приданного батарее взвода прикрытия, расположившиеся по обе стороны дороги артиллеристы ударили по колонне. Несмотря на сетование комбатра по поводу неопытности наводчиков, первый залп вышел удачным: ни одно из орудий не промахнулось. И шоссе украсилось четырьмя столбами черного дыма от подбитых танков, головного и замыкающего, одного бронетранспортера и грузовика, из охваченного огнем кузова которого никто не успел выбраться.
Однако дальше немцы, успевшие за неделю боев привыкнуть к частым артиллерийским засадам на ключевых автодорогах, сломали походный порядок и рассредоточились, благо местность позволяла: шоссе не имело выраженных откосов. И уже спустя несколько минут растянувшиеся цепью танки двинулись в сторону советских артпозиций. Вторым эшелоном шли, поддерживая атаку огнем бортовых пулеметов, бронетранспортеры с пехотой. Батарея дала новый залп, но механики-водители танков умело маневрировали, не позволяя советским наводчикам прицелиться, и удалось подбить всего одну бронемашину. Еще одному танку разорвало гусеницу, и его добили в борт следующим выстрелом. Несмотря на то что даже лобовая броня не была проблемой для длинноствольных «Ф-22», способных уверенно поражать на предельной дистанции средние «Pz-III» и «Pz-IV», не говоря уже о легких танках и бронетранспортерах, выучка гитлеровских мехводов оказалась на высоте, и снаряды все реже находили свои цели. Потеряв не более пяти бронемашин, немцы сблизились с батареей и открыли прицельный огонь, с коротких остановок стреляя по демаскировавшим себя орудийным капонирам. Нехитрую маскировку смело сразу, да и скрыть поднимаемую залпами пыль было нереально.
Одно из орудий погибло на первой минуте боя – прямое попадание. Выпущенная немецким танком фугасная граната взорвалась прямо в капонире, не оставив расчету ни единого шанса. Один из осколков вызвал детонацию боеприпасов, ради ускорения перезарядки заранее извлеченных из транспортировочных ящиков, и раскуроченная, перевернутая пушка перестала существовать как боевая единица. Позициям трех остальных орудий батареи повезло больше, хоть разрывающиеся все ближе и ближе к капонирам осколочные снаряды и проредили расчеты. Но, даже получив ранение, а то и несколько, артиллеристы снова и снова поднимались на ноги, из последних сил перезаряжая орудия, и продолжали вести огонь. В том, что помощи скорее всего не будет, практически никто из них не сомневался. Вторая и третья батареи также вступили в бой, оттянув на себя часть немецких сил, и в той стороне то и дело окутывался дымом, застывая на перерытом гусеницами и воронками поле, очередной танк или самоходка.
К исходу первых десяти минут боя гитлеровцы несколько сбавили темп атаки, осознав, что, хоть потери в бронетехнике пока еще не критические, но и с ходу пройти сквозь позиции упрямых русских «Kanonieren» не удастся. Да и полдесятка полугусеничных «Sd.Kfz. 250», сожженных вместе с десантом и экипажами – семидесятишестимиллиметровые осколочно-фугасные снаряды с первого попадания превращали их в охваченные огнем груды искореженного металла, – веры в быструю и бескровную победу не добавляли. Сбросив скорость, гитлеровцы, по-прежнему маневрируя и укрываясь в немногочисленных складках местности, усилили огонь, пытаясь подавить оставшиеся позиции русских артиллеристов.
Ударная волна близкого взрыва подбросила почти двухтонную пушку на месте, швырнула Головко плечом на казенник. По щиту глухо замолотили комья глины, звонко сыпанули осколки, один из которых продырявил трехмиллиметровую сталь в десятке сантиметров от лица, едва не разбив прицел. Позицию заволокло дымом и пылью. Рядом болезненно вскрикнул и заматерился переброшенный через станину Иськов. А больше в расчете никого уже и не осталось – оба присланных лейтенантом артиллериста погибли после первых же прицельных выстрелов гитлеровцев, да и их с заряжающим неслабо потрепало, когда немцы пристрелялись по орудию, стоившему им трех уничтоженных танков и двух бронетранспортеров: все-таки старшина оказался куда лучшим наводчиком, чем остальные.
Глухо застонав, Василий в который раз отер грязной ладонью струящуюся по лбу кровь. Кожу рассекло осколком, когда рванула предыдущая граната, и теперь нужно было следить, чтобы не залило глаза: не сможет целиться – обоим конец. Плечо от удара онемело, похоже, руку из сустава выбило, хорошо хоть левую. Ну да ничего, он и одной справится, невелика беда. Главное, чтобы Иськова не убило, одному и унитары в ствол пихать, и пушку наводить тяжело. Особенно теперь, с одной-то рукой.