Они летели с тыла, и темник уже вознамерился подать команду своему отряду рассредоточиться, чтобы уменьшить возможный урон, но…
В считанные мгновения драконы повисли над их головами и промелькнули с громким, прижимающим к земле рёвом. МИМО! Понеслись навстречу врагу. Две стаи – юркие серебристые и большие чёрные.
Топот многих сотен копыт отвлёк темника от событий в небе. Сзади к нему, правя среди невысоких кустов, по краю поля приближались витязи Отряда багатуров. Впереди, как обычно, скакали рослые знаменосцы, Джаглай-багатур и Урсул-багатур. В могучей руке первого трепетало Белое Девятиножное Знамя.
Тут же впереди раздались громкие разрывы! Как оказалось, враг нисколько не боялся смертоносных драконов. Более того, он принялся уничтожать их с таким же успехом, с каким немного раньше расстреливал атакующую конницу. От земли к стаям серебристых и чёрных драконов протянулись огненные нити. И металлические чудища, одно за другим, стали дымиться и вспыхивать…
Тем не менее, драконы, даже неся большие потери, не унимались. Они продолжали пытаться по воздуху достичь расположения противника. Вот уже третья стая, прилетевшая откуда-то сзади, сманеврировала вправо, попыталась зайти сбоку по крутой дуге. Увы…
Яркие лучи хлестали в небе, как неотступные бичи. Раз за разом. Почти без промаха! И настигали, настигали, настигали драконов. Рвали их на куски. Те взрывались в небе, распадались. Рушились объятые пламенем, оставляя за собой шлейфы жирного чёрного дыма.
И всё же, некоторые пробились сквозь убийственную стену огня!
Последнее, что разглядел Хасанбек в стороне, откуда надвигался враг, – резкие громовые раскаты и гигантские вспышки огня, взметнувшего вверх чёрный дым и землю. Неужели взрывается в рядах наступавшей вражеской пехоты?! Ему показалось, что этот огонь порождают предметы, сброшенные на землю некоторыми долетевшими чёрными драконами. А может, это было что-то иное, вовсе необъяснимое или же недоступное его разумению.
…Хасанбек проглядел этот момент.
Увлёкся созерцанием драконов. Спохватился, услышав громкие крики. Бросил взгляд вперёд и обмер. По полю, усеянному догорающими кострами из павших конников, вдаль ринулся одинокий всадник. Он скакал на грозного врага, всё убыстряя и убыстряя бег своего чёрного коня. Темник боялся верить своим глазам… да это же… О Повелитель!
Рука Хасанбека мимо воли поползла к древнему амулету, укрытому под панцирем. Извлекла его за ремешок. Сжала…
Губы зашевелились, страстно моля Вечное Синее Небо.
Мурад оцепенел, узнав всадника, ринувшегося вперёд в самоубийственном порыве. Храбрость, граничащая с безумием! Безрассудство героя? Или же геройство безумца? А может…
Именно вот так и входят в Вечность?!!
Мрачное полотнище хара туг * развевалось над чёрным всадником. И показалось тысячнику Мураду, что все краски, кроме чёрной, – ушли из его напряжённых глаз. Даже бушевавшее там и сям пламя – стало чёрно-белым…
Сотня телохранителей хана запоздало рванула за ним, стремясь догнать и прикрыть Повелителя. Но неистовый скакун Барлас всё увеличивал расстояние, унося хана навстречу близкому врагу. Всё ближе. БЛИЖЕ…
Наверное, он внушал страх своей невероятной одиночной атакой – странный чёрный всадник. На чёрном коне. С чёрным знаменем в руках. В самый ЧЁРНЫЙ ДЕНЬ ЖИЗНИ.
Враги не стали гадать, что бы это значило? Не стали искушать судьбу, допуская подвох. С негромким свистом и шипением с расстояния полутора полётов стрелы воздух прорезали тонкие светящиеся нити. Прицельно ударили по одинокому всаднику. Как будто мгновенно увязались в сноп, сойдясь в единой точке. Не менее пяти огненных сгустков врезались в коня, исторгнув из него предсмертное ржание, больше похожее на рёв с хрипом. Ещё три вспышки ударили в панцирь, защищавший тело хана… Вспыхнуло знамя, став из чёрного огненным.
Но эти удары огня лишь наполовину погасили его скорость – не свалили. Он ещё несколько шагов по инерции пролетел на неистовом дёргающемся скакуне. Весь объятый пламенем. Как огненный всадник из ночных кошмаров!
Или же… как неотступная, всё сжигающая совесть. Что же вы, доблестные воины, испугались чужого огня?!
Глаза Мурада, казалось, уже вылезли из орбит: он не верил, что это явь – кошмары наяву, не иначе! Боль! Жалкая частица, что передалась ему от догорающего тела, только что бывшего Чингисханом. Его боль…
Огненный всадник с боевым кличем, перешедшим в звериный рёв, рвался в безвременье.
А огненные струи перекинулись на отряд телохранителей, отставший на добрую сотню шагов. Через каких-то десятка два мгновений всё было кончено – почти все нукеры отряда вспыхнули огромными живыми факелами. Корчились. Катались по земле от боли. Догорали, затихая…
Время замерло. Должно быть, смилостивилось, прислушалось к последним словам Чингисхана.
Только Оно да ещё Вечное Синее Небо знали о последней просьбе-мольбе Великого монгола. Просил он Высшее Божество лишь об одной милости – умереть без пролития крови. Хотя это и было маловероятно в надвигающейся смертельной сече. Но старый Воин всё равно молил об этом последнем благе. Шевелил губами, нахлёстывая коня навстречу неминуемой гибели. Каждый монгол знал, что душа воина заключается в крови. И если не пролить эту кровь – тогда душа, сохранившая свою целостность, будет гением-покровителем всех потомков Темучина.
Темучин! Именно так называла его мама Оелун-еке. Именно с таким именем он войдёт к ней и поклонится до колен. Именно так скажет…
Вечное Небо вняло последней мольбе старца. Кровь так и не пролилась. Кровь запеклась в его жилах!
Обуглилась, не выйдя наружу, вместе с телом.
Душа УЦЕЛЕЛА.
Ноги коня подломились. Его горящая туша рухнула на землю. На бок. Подмяла под себя бесчувственное уже тело Чингисхана. Кусок бесформенной, догорающей плоти.
«Не-е-ет!!! – внутри Хасанбека всё сотрясалось от крика. – Повелитель! Зачем же так?!»
Ни звука не проронили уста верного темника. Свело судорогой сжатые изо всех сил челюсти. И онемел язык.
Чингисхан умер.
Да пребудет его слава в веках и мирах…
На левом участке обороны неприятель, как будто ЗНАЯ, не раздумывал, двинул основными силами прямиком на вторую высоту. Третью и четвёртую – проигнорировал. Первую – заблокировал непрерывным огнём.
Там всё полыхало. Заживо сгорали минометчики, сумевшие сделать несколько неприцельных залпов, и больше не успевших НИ-ЧЕ-ГО. Даже – сменить позицию.
Что происходило на самом дальнем, правом фланге, где оборонялись янычары Турецкого корпуса… ведали только инопланетные боги.
На второй высотке, где обосновалось управление мотострелкового полка и больше половины личного состава, бушевал кромешный ад.
Вокруг них разлился целый океан огня, а издалека, от наступавших вражеских пехотинцев, раз за разом прилетали всё новые пламенные сгустки. Взрывались, как лопались. Разбрызгивали нечто, похожее на горящую густую жижу, напоминающее напалм. И с каждым прицельным залпом множились животные вопли солдат, корчившихся в жарких объятиях огня. Некоторые выскакивали из окопа и, пытаясь сбить с себя пламя, катились вниз по склону огненными комами…