– Простите, но разве со смертью руководителя счета не блокируются?
Я покачал головой.
– Нет, товарищ Пан. К тому же вы напрасно беспокоитесь о том, что меня похитят или убьют. У них были такие возможности несколько лет назад. Но им это не удалось. Не удастся и сейчас. Я бессмертный.
Секретарь Пан посмотрел на меня и вынужден был первым отвести взгляд.
– Полагаю, мы все же будем просить включить в условия аккредитива специальный пункт о повышенных рисках…
Итак, подарки были приняты с благодарностью, после представления начались долгие и нудные переговоры. Генерал Фань Сяолин через секретаря Пана организовал для меня то, чего никогда не смог бы сделать для себя бизнесмен, не имеющий связей в самом Китае. Бизнесмены один за другим входили и выходили, словно торговые представители, получали свой подарок, обменивались рукопожатиями, после чего раскладывали каталоги, вставляли в имажор карты памяти, помощники вносили образцы продукции, и начиналась сама презентация. Сами понимаете, что в присутствии первого секретаря горкома партии переговоры шли намного быстрее, бизнесмены понимали, что у меня есть рука наверху, а первый секретарь заинтересован во мне как в покупателе и не потерпит срыва переговоров. Мы смотрели все виды электроники, включая устаревшие мобильники, спутниковые телефоны, ефоны [82] , электронную бумагу, настенные телевизоры, которые были столь тонки, что вешались на стену как картина, клейкие экраны [83] , бумбоксы с виртуальными колонками и трехмерным лазерным визуальным сопровождением [84] . Мне интересно, а эти придурки записывают нашиды [85] с трехмерным визуальным рядом? А если я начну? Только не настоящие нашиды, а немного измененные? Например, начну засылать разъяснения якобы авторитетных мусульманских богословов, в которых разъясню, что сегодняшняя власть не от Аллаха и ее надо свергать? Местные же наивны как дети, особенно те дети, у которых современной бытовой техники и не было никогда. По головам им это только так шибанет.
С другой стороны, если начать сразу засылать такое, будет нехорошо – начнут убивать моих купцов, уничтожать аппаратуру. Подобную диверсию в умах надо делать, когда аппаратуры на руках уже много. Ох, думать надо, хорошо думать надо…
Затем пошли бизнеры с тряпьем. Китайцы вообще безоговорочные мировые лидеры по производству синтетического тряпья. Оно дрянное, в нем жарко, от него чешется кожа, но при этом оно дешево настолько, что продается на вес, без счета. А сейчас у трех четвертых населения земли нет денег ни на какую другую одежду, кроме такой.
Эта одежда не подходила. Пришлось договариваться о пошиве специальных «исламских» моделей. Бизнесмены ежились, но в присутствии секретаря горкома партии соглашались на это. В Китае после того, что началось в Уйгурии, за исповедование ислама полагалось тюремное заключение, было запрещено издавать и читать Коран, обсуждать ислам в социальных сетях и средствах массовой информации, продавать исламскую символику и одежду, строить мечети и содержать молельные комнаты. Поэтому мне приходилось убеждать, что одежда для мусульман пойдет на экспорт, полностью на вывоз из КНР и ничего такого в ее производстве не будет. Секретарь Пан кивал и напоминал владельцам текстильных предприятий о том, что есть обязательства перед партией и они должны любой ценой не только выполнять план по продажам, но и добиваться повышения показателей. Короче говоря, я понял, что то, что я предлагаю, может быть несколько незаконно, но горком готов закрывать на это глаза, если я обеспечу им рост продаж и хорошие показатели. Секретарь обкома партии, трясущий директоров за план продаж, – зрелище, которое стоит увидеть.
Напоследок пришла делегация китайского ЭКСИМбанка [86] , и главе делегации я вручил третью бутылку Калашникова, которая у меня была. Я их три и взял – старая привычка брать три ручки. Одна для себя, другая на случай, если первая сломается, третья для товарища, который забудет свою. Так и тут. Три «Калашникова» и двадцать бутылок обычной водки, завернутых в дорогую рисовую бумагу, – для вида.
Покончили с переговорами, раскланялись. Первым пришел шаттл для секретаря Пана, он полетел куда-то дальше. От меня не укрылся тот взгляд, которым генерал Фань проводил шаттл секретаря Пана.
– Я думал, вы друзья, – сказал я, стоя рядом и провожая шаттл секретаря Пана взглядом.
– Ты достаточно хорошо знаешь Китай, чтобы понимать, здесь ни у кого нет друзей, – сказал Фань, сплюнув на площадку.
…
– Ни у кого…
С этими словами генерал Фань достал маленький пакетик с кофе три в одном, высыпал в рот, глотнул из фляжки. Солдатский кофе – мы так его тоже пили.
– Мы стали самой сильной страной мира, – сказал Фань, – но мне кажется, мы напрасно сделали это. Мы не готовы.
Я промолчал. Слова Фаня были обидны для меня, и он это понимал, хотя я понимал, что он прав, Россия никак не может считаться самой сильной страной мира. Для китайца обидеть собеседника – дело необычное, и я понимал, что Фань не в себе.
Он отошел к самому краю площадки, посмотрел вниз, плюнул. Мне вдруг показалось, что он готов прыгнуть вниз, но он только махнул рукой, подзывая меня к себе.
– Ты хочешь знать, что я чувствую по отношению к Пану? Знаю ли я его?
…
– Я знаю его очень хорошо. Ты должен помнить, что мой дед был секретарем партии. Довольно известным человеком. Он принимал деда Пана в партию как молодого партийца. Комсомольца – так, кажется, у вас говорят. Потом дед Пана исключал моего деда из партии, обвинив его в том, что тот вступил на сторону черных [87] . Это было не так, но ему нужно было место моего деда. Моего деда убили после издевательств, а моя бабушка сбежала в провинцию и только этим спаслась. Мой отец родился в земляной хижине с блохами и постоянно голодал.
…
– Потом сказали, что это не имеет значения. Но когда я родился, мне дали фамилию по матери, а не по отцу, чтобы запутать следы и дать мне возможность стать кем-то в Китае. Потом обо мне узнали, когда я поступал в спецслужбу, но сказали, что это уже не имеет никакого значения. Это было не важно.
…
– …и я все думаю, действительно ли это не имеет никакого значения? Секретарь Пан, знаешь, он считается местным красным [88] . Он ввел на всех заводах десятиминутку пения коммунистических песен. А когда на одном из заводов рабочие подняли бунт, он приказал стрелять по ним боевыми патронами. Я говорил с командиром полицейской спецгруппы. Он рассказал мне, что оснований для применения оружия не было, и ему приказал стрелять по людям лично товарищ Пан, угрожая трибуналом. Он говорит, что он красный, он поет красные песни, но при этом он требует платить рабочим минимальную зарплату, переманивая сюда бизнес из Шанхая. Я думаю, а чем он отличается от своего деда? И не нахожу ответа.