Выслушав Сулеймана о том, от кого и зачем он пришел, и о том, как погибли трое, амир выругался.
– Залимы, шайтан их побери…
Амир, видимо, был опытным в военном деле, не глядя на молодого, устало пояснил.
– Снайперы. Их тут много из тех, кто упорствует в джахилии или вышел из ислама и стал залимом. У кяфиров очень много оружия, и хорошего оружия. Ты говоришь, эти трое погибли очень быстро?
– Да, так и было.
– А выстрелов вы почти не услышали?
– Клянусь Аллахом, да.
– Это один из залимов. Здесь есть русисты и еще какие-то кяфиры, они выдают каждому, кто хочет убивать правоверных, «СВД» с глушителем. Или что-то подобное ей. Они хорошо знают эти горы, козьи и овечьи тропы, отлично маскируются, у них есть тайники в горах. Как только они видят кого-то из моджахедов – они его делают шахидом. Может быть, и несколько разом шахидов, эти винтовки очень быстро стреляют. А если их встретить на тропе – пастухи и не более того. Я отдал приказ приносить Аллаху всех, кого моджахеды встретят в горах, потому что они все – преступники, да покарает их Аллах.
– Разве это по шариату, убивать, не убедившись в вине?
Амир зло посмотрел на молодого моджахеда.
– Будешь делать то, что я скажу! Или…
Что – или… – Он не сказал, но было и так понятно.
– Наш муаллим учил нас, что мы должны подчиняться всему, что скажет амир, потому что так угодно Аллаху Всевышнему.
Амир смягчился.
– Хвала Аллаху, это очень хорошие слова. Если будешь подчиняться мне, то достигнешь успеха. Пока ты молод, но все впереди. Я дам в ваш отряд хорошего амира, он знает местность и знает всех местных, чего от них ждать. Подчиняйтесь ему.
– Да, эфенди.
– Все, иди. Подойди к Абу Абдаллаху, тот скажет, где разбивать лагерь, и даст воды и продовольствия. И он же скажет, сколько денег ты будешь получать и за что именно…
К вечеру они разбили лагерь, как смогли, из того, что у них было. Им дали две юрты, точнее – материал для двух юрт, но не показали, как юрту возводить. Потом соседние моджахеды кое-как научили…
Абу Абдаллах оказался низеньким, вертлявым человеком, на вид местным, потому что глаза узкие, борода его тоже наводила на мысль, что он местный или даже китаец. Может быть, уйгур – тут и дальше их много было, скрывались от смертной казни в Китае. У него была собственная машина, причем новая на вид и приличная – китайский «Форд», правда, со следами от обстрела. Он хорошо говорил по-русски, по-узбекски и еще на каком-то языке, который Сулейман не понял.
– Людей много? – спросил он.
– Четыре джамаата.
– А точнее?
– Пятьдесят шесть бойцов.
– Не врешь? Клянись Аллахом.
– Клянусь Аллахом, как ты можешь…
Абу Абдаллах расхохотался, как потом оказалось, он был очень общительным человеком, и похлопал Сулеймана по плечу.
– Молодой ты. Это хорошо. Врать не научился. Тут все амиры врут, как могут. Один говорит, у меня сто пятьдесят моджахедов, спецназ, я один могу Бишкек взять. Проверили – и тридцати нет… шпана всякая.
…
– Короче, если пятьдесят шесть… Броня есть?
– Броня?
– Бронетехника. БТР там?
– Нет. Мы пешком пришли.
– Откуда?
– Ферганская долина.
– Хорошо. Значит… – Абу Абдаллах что-то подсчитал в уме. – Тебе полагается в день сто пятьдесят юаней на бойца. Итого восемь тысяч четыреста юаней в день, получать будешь ты, как между своими распределять – это твое дело, никто в это лезть не будет. Если будет наступление, то за каждый день наступления по пятьсот юаней, если акция какая-то – стоимость оговаривается отдельно. Отдельно оплата по головам. За простого залима пятьсот юаней, за кяфира или командира – пять тысяч, за советника говорим отдельно, но не менее десяти тысяч. Если сжег тачку кяфиров – две тысячи, бронетранспортер – десять тысяч, вертолет или самолет – сто тысяч. Да… если не хочешь головы за собой тащить, тяжело – можешь на фотоаппарат сфоткать и ухо отрезать, это тоже принимается. Все фотографируй, а то есть тут… артисты. Фотоаппарат есть?
Сулейман ничего не ответил, Абу Абдаллах понял, что нет, сунулся в машину, достал фотоаппарат.
– На. Дарю. Не разбей только, потом покупать будешь.
– Эфенди… – сказал Сулейман, – о чем вы говорите? Зачем нам деньги, если мы приехали сражаться за Аллаха…
Абу Абдаллах сначала ничего не ответил… смотрел на него какое-то время, а потом… истерически расхохотался…
– О Аллах… расскажи кто такое… не поверил бы. А что… твоим людям не нужно жалованье? Они будут сражаться за так?
– Они сражаются за Аллаха.
Абу Абдаллах еще какое-то время хохотал, не мог остановиться. Потом вытер выступившие слезы, начал расспрашивать:
– Ну, хорошо. Допустим, им не нужны деньги. Но есть-то им нужно? За какие деньги ты будешь их кормить?
– А разве нет байтулмала? [153]
Абу Абдаллах снова засмеялся.
– Есть-то он есть. Но неужели ты думаешь, что кто-то будет кормить из него твоих людей.
…
– Ты еще скажи, что местные будут тебя кормить, ха-ха-ха…
На лице Сулеймана отразилось полное непонимание. Абу Абдаллах еще посмеялся. Потом начал объяснять:
– Ты амир своим людям. Ты за них отвечаешь. Ты должен накормить их, дать им жалованье. Дать их семьям деньги, если они погибнут, все это – дело амира. Если они у тебя сражаются бесплатно, за Аллаха – это их дело, но патронами-то ты их должен обеспечить?
– Да, – неуверенно сказал Сулейман, – должен.
Абу Абдаллах, видя, что его юный собеседник «не въезжает», принялся его поучать.
– Ты амир. Ты отвечаешь за свой отряд и за своих людей. Ты думаешь, что амир – это тот, кто людей в бой ведет? Нет. Ты считать прежде всего должен. Думать, – Абу Абдаллах постучал коротким, кривоватым пальцем по голове. – У тебя вот здесь должно быть, иначе и сам ляжешь, и людей своих положишь. Или тебя пристрелят в спину и уйдут к другому амиру, у которого люди не за Аллаха воюют. Ты каждый раз перед тем, как что-то делать, думать должен, как это потом будет. Например, смысла идти в лоб на укрепления нет никакого – патроны истратишь, людей положишь. А вот если есть возможность сделать засаду или налет на кяфиров – это надо сделать. Трофеи подбирай, уши отрезай, не ленись – это все потом в кассу тебе пойдет. Если машину взял, которая ездить может, – это большая удача, бери ее с собой, если тебе не будет нужна – на базаре продашь. Если в кишлак заскочили – не стреляй по сторонам, раздели людей, пусть посмотрят, что есть. Все ценное, всю технику бери с собой, потом продашь. Все трофеи я принимаю. Машина, мотоцикл, телевизор, осел – все принимаю. Никто тебе не запрещает самому торговать, но подумай сам – тебе надо на базар везти, там место покупать, договариваться, человека выделять, чтобы стоял – торговал, цены знать. А на нашем базаре тебя на раз разведут, там люди очень хитрые, Аллах свидетель. Впарят тебе фуфло, бумагу резаную или по цене нагнут. А у меня и места на базаре откупленные, и деньги я плачу здесь и сразу, и фуфла у меня нет – настоящие юани, никто не жаловался. Короче, подумай. Патроны тоже можешь на базаре покупать, но можешь и у меня. Я человек заинтересованный, поэтому дорого не бегу, рожок – три юаня. На базаре до десяти доходит, там только так дерут. Потому что там пастухи отовариваются, им немного надо, только на охоту там, а у меня цены опт, считай. Пулеметная лента у меня – пятнадцать, на базаре – тридцать. Выстрел к гранатомету или безоткатному орудию у меня тоже пятнадцать, на базаре – пятьдесят. Если не веришь – проверь.