Таким образом, теория сетевой войны основана на фундаментальном делении циклов человеческой истории на три фазы – аграрную, промышленную и информационную эпохи, каждой из которых соответствуют особые модели стратегии, вытекающие из социологических понятий – премодерн, модерн и постмодерн. Информационная эпоха – это период постмодерна, который проходит сегодня, когда развитые общества Запада (в первую очередь, США) переходят к качественно новой фазе. Теория сетевых войн представляет собой модель военной стратегии в условиях постмодерна. Как модели новой экономики, основанные на информации и высоких технологиях, сегодня доказывают свое превосходство над традиционными капиталистическими и социалистическими моделями промышленной эпохи, так и сетевые войны претендуют на качественное превосходство над прежними стратегическими концепциями индустриальной эпохи (модерна). Теория сетевых войн представляет собой перенос основных моментов постмодернистского подхода на сферу военной науки.
Смысл военной реформы в рамках «новой теории войны» информационной эпохи состоит в одном: создание мощной и всеобъемлющей сети, которая концептуально заменяет собой ранее существовавшие модели и концепции военной стратегии, интегрирует их в единую систему. Война становится сетевым явлением, а военные действия – разновидностью сетевых процессов. На технологическом уровне это сопровождается переоснащением армии высокоточным оружием и оружием на новых физических принципах, базирующимся не только на суше или море, но и в космосе, в сочетании с защитой собственной инфраструктуры от поражения аналогичным оружием со стороны противника. Регулярная армия, все виды разведок, технические открытия и высокие технологии, журналистика и дипломатия, экономические процессы и социальные трансформации, гражданское население и кадровые военные, регулярные части и отдельные слабо оформленные группы, – все это интегрируется в единую сеть, по которой циркулирует информация. Создание такой сети составляет сущность военной реформы ВС США.
Для того чтобы понять, что такое сетевая война и как она ведется, необходимо буквально два слова сказать об изменениях онтологии на этих трех уровнях смены эпох. Потому что в конечном итоге военное искусство и военная стратегия есть не что иное, как применение философских онтологических парадигм. В эпоху аграрного общества онтологией бытия является сакральное, священное. Это общество религиозное, и модернизация неразрывно связана с потерей этого религиозного фактора.
Переход к индустриальному обществу подразумевает замену сакрального реальным, материальным, конкретным. Появляется сам концепт реальности, о чем пишет Жан Бодрийяр, – это концепт нового времени. Реальность – это индустриально-механическое понимание мира, материализм, механицизм, ньютонианская вселенная, где и действуют эти механистические аппараты. Это Фрэнсис Бэкон, который утверждает, что раньше люди с природой находились в неравных положениях, природа доминировала, поэтому была сакральной; но после того как человек научился подчинять себе природу, он избавился от сакральности. Танк, ружье, другое оружие теперь подменяет собой священный трепет. Природу можно насиловать, а людей убивать массовым образом, травить химическим оружием, закидывать бомбами, не вступая с ними в прямое соприкосновение.
Но что приходит на место концепта реальности в постмодерне? Приходит понятие виртуальности. Итак, сакральность заменяется на реальность, а потом реальность отменяется, и на ее месте возникает виртуальность. Бытием отныне наделяется уже не священный и не материальный фактор, а виртуальный. Виртуальность становится новой онтологией. Именно в этой онтологии развертываются сетевые войны.
Конечно, для такого исторически отсталого российского общества очень сложно представить себе, что речь идет не об игре. Мы уверены, что только реальность реальна. На Западе же, который более внимательно следует за философскими разработками, реальность – это то, что уже в прошлом. Сегодня там наступил наш завтрашний день. Особая онтология. Особое понимание времени – тайминга. Особое понимание пространства – как виртуального пространства. Особое понимание соотношения сознания и тела, которые выражены в когнитивных практиках, развитых Фуко.
Ведение сетевых войн – это ведение виртуальных войн. Но виртуальное – это не просто то, что является недореальным. Тем более это не то, что нереально или что провоцирует реальное. Нет. Тот, кто побеждает виртуально, побеждает вообще. Ибо тот, кто побеждает, тот и есть побеждающий. Побеждающий в виртуальной войне побеждает в принципе. Потому что цель любой войны, в любой сфере – это установление контроля над территорией противника. Но если территория противника уже является не реальной и не сакральной, а виртуальной, то победа в этом виртуальном пространстве виртуальными средствами над виртуальным противником с помощью виртуального акта и есть результат победы в виртуальной войне. Здесь реальность не подчинена виртуальности, а заменена виртуальностью.
Для обычного российского, постсоветского человека это просто непонятно, этого не может быть. Мы – материалисты. Мы – индустриалисты. Мы – люди, у которых еще не прошла модернизация, поэтому мы не можем поверить, что это они всерьез. Мы думаем, что они нам врут, что на самом деле они хотят захватить наши ресурсы, нашу нефть, наши тела, наше пространство, нашу конкретную индустриальную мощь, и с помощью хитрости, с помощью этого виртуального розыгрыша нас ввести в заблуждение, внушить нам какую-то иллюзию, а на самом деле их американские грязные руки тянутся к нашим природным богатствам. Нет. Это виртуальная, уже совершенно не конкретная, не ресурсная война. Война сегодня идет за виртуальные цели, виртуальными средствами, виртуальными акторами, а обладание ресурсами становится побочным результатом. Субъекты войны остаются. Объекты нападения остаются, остаются цели, остаются функциональные средства ведения войны как таковые, но их качественное содержание меняется.
Сетевая война с самого начала, исходя из этого, ведется не только против противников. Она ведется и против союзников и друзей. Об этом же говорят сами американцы в описании данной стратегии. Она ведется против всех и всегда, хотя бы потому, что сегодняшний союзник в повышенном тайминге ведения виртуальных процедур будет завтрашним противником, а поскольку время сужено, то на перестройку отношений времени просто нет. Сегодня те, кто является для США союзником, – Европа, Китай, еще вчера – бен Ладен, Пакистан, Индия, Россия в каких-то вопросах, сегодня опять Саудовская Аравия, а теперь и вчерашний противник Иран, – картина меняется в течение секунд. Нельзя зафиксировать за союзниками никакого постоянного статуса. Союзников нет. И противников нет. Сегодня союзник – он же противник, завтра снова становится союзником. Поэтому сетевая война во всех случаях ведется против всех во имя Соединенных Штатов Америки.
Но что такое Соединенные Штаты Америки? Это уже не отдельная страна, а экстерриториальное, виртуальное явление. Соединенные Штаты Америки в эпоху сетевых войн переходят на виртуальный уровень. Возникает виртуальный дубль Соединенных Штатов Америки, который в значительной степени связан с контролем над местонахождением серверных центров, с владением теми технологическими кодами, носители которых на самом деле могут находится вне Соединенных Штатов Америки. То есть Соединенные Штаты Америки могут находиться не на территории Соединенных Штатов Америки. Это виртуальный дубль Соединенных Штатов Америки и группа специалистов – для них даже есть такое понятие networker, сетевик, – которые способны понимать логику структуры протокола ведения сетевой войны, – вот что такое Соединенные Штаты Америки. Это уже не старая Америка, это новая Америка. Америка, которая изначально была как бы филиалом Пентагона, постепенно стала сегментом сетевой войны, субъектом networking’а, который фундаментально меняет свое качество.