Антитезис однополярности лежит в сфере асимметрии. И это точно такой же неоспоримый факт, как факт превращения США в гипердержаву. Ответственный поиск альтернативы однополярности должен лежать в новых стратегически-идеологических областях. Это не значит, что предыдущие альтернативы «тезису Запада» полностью утрачивают свое значение. Нет, они сохраняют его, но в снятом виде, в новом контекстуальном пространстве, с необходимой коррекцией. Самое главное, что в пространстве асимметрии прежние альтернативы складываются в новую комбинацию, и часто периферийные элементы выступают вперед, а то, что казалось магистральным, напротив, отходит на задний план.
Концепция многополярности, заложенная в такие серьезные стратегические документы нынешней России, как «Концепция национальной безопасности», имеет в общепланетарном контексте вполне революционное содержание. Первое и главное значение тезиса многополярности – отрицание сложившейся однополярности, признание ее негативным цивилизационным явлением. Несмотря на видимую расплывчатость и налет отвлеченной гуманитарности, это очень суровый и серьезный тезис, особенно если осознать стратегический контекст и значение документа, где он фигурирует. Это, кстати, ясно осознают американские стратегические центры и их российские инсайдеры, проводники американской однополярной идеи.
Многополярность есть одна из версий противопоставления однополярному миру асимметричной конструкции, где роль второго уравновешивающего полюса призвана играть не какая-то отдельная сверхдержава, но стратегический блок разнородных (политически, культурно, расово и цивилизационно) геополитических образований. Например, альянс России, Китая, Индии и Ирана.
Иная модель многополярности предполагает дробление натовского стратегического пространства, вывод Европы и Тихоокеанского региона из-под прямого американского контроля. Эти две версии могут рассматриваться параллельно.
В любом случае – и в самом умеренном, и в самом жестком – тезис многополярности имеет ярко выраженный антиамериканский подтекст. Его основная направленность заключается в стремлении на новом уровне и на новом этапе сформулировать стратегическую и концептуальную альтернативу однополярности и «новому мировому порядку». Причем в основе всех версий многополярности лежит идея асимметричности. Речь идет не о создании прямого и открыто симметричного второго полюса, но о стремлении самыми разными путями оттенить или ограничить сложившуюся однополярность, не входя с ней в прямое противостояние, которое, помимо всего прочего, еще и невозможно.
Какой бы ни была возможная асимметричная альтернатива однополярному миру, Россия по геополитическим, культурным, историческим и, главное, стратегическим соображениям должна стать не просто ее участником, но ее ядром. Это соображение почти не зависит от субъективного настроя ее политических руководителей – даже самые «прозападные» правители России логикой геополитических процессов будут вынуждены двигаться только в одном направлении. Это прекрасно понимают американские стратеги – такие как Збигнев Бжезинский, утверждающий, что залогом укрепления американской доминации является не просто ослабленная, но расчлененная Россия, не способная ни при каких обстоятельствах сплотить вокруг себя другие державы. По этой причине Евразия, как потенциальный плацдарм для организации грядущей альтернативы американской глобальной доминации, лежит в центре интересов американской стратегии. Бывшие советологические центры времен холодной войны сегодня переименовываются в центры евразийских исследований. Потому как Евразия и есть общее название для всей совокупности «новых вызовов» Соединенным Штатам на стратегическом уровне, ядро и полюс вероятной асимметрии.
Параллельно этому евразийство (или, в некоторых редакциях, неоевразийство) выступает как мировоззренческий, идеологический коррелят стратегического фактора, претендует на роль «философии многополярности».
Россия сегодня находится в уникальном положении: фактическая деполитизация власти открывает необозримые возможности для самой рискованной и дерзкой геополитической игры. Ирак, Китай, Германия, Япония, Франция, Италия, Индия, Туркмения, Белоруссия, Сербия, Израиль – любые геополитические партнеры сегодня возможны в том или ином конкретном случае. Геополитика асимметрии, неожиданное выстраивание самых причудливых комбинаций для выхода на реальные горизонты многополярности сегодня не сдерживается со стороны Кремля никакими идеологическими, конфессиональными, политическими или социальными критериями.
Простое выстраивание той или иной геополитической конфигурации уже само по себе может стать неотразимым вызовом однополярности. Недостающие компоненты для формального симметричного паритета могут быть извлечены из сложной и многоплановой геополитической комбинаторики.
В арсенале потенциальной многополярности есть разнообразные средства. Во-первых, это сохранение в России достаточного ядерного потенциала, способного в крайнем случае остановить любые попытки США силой навязать свою волю России или нашим основным стратегическим партнерам по многополярности, а таковыми потенциально являются не только Китай, Индия и Иран, но сама Европа и Тихоокеанский регион, в частности Япония. Стратегический потенциал России – это на некоторое время силовая ось многополярности, а значит, важнейший фактор безопасности для народов и стран всего мира. Относительная, асимметричная, урезанная, но гарантия соблюдения хотя бы минимального паритета. Не случайно США всегда были так озабочены уничтожением остатков нашего ракетно-ядерного потенциала. Активная асимметрия предполагает, что мы сохраним его как можно дольше.
Наконец, не следует забывать о новейших российских военных разработках. Современная структура мира в постиндустриальном информационном пространстве становится весьма уязвимой. Поэтому разработка новых видов вооружений – при правильной конфигурации инновационного процесса – может переместиться в самом ближайшем будущем от массивных технологий, требующих гигантских экономических и индустриальных ресурсов, к точечным высокотехнологическим модулям, разработка которых требует не столько капитальных вложений, сколько творческой гибкости и авангардного подхода. И эта сторона стратегической асимметрии должна развиваться у нас приоритетно.
Важнейшим компонентом многополярности на мировоззренческом уровне является поиск доктрины асимметрии. Речь идет о своего рода «философии многополярности». Как и в случае со стратегическими аспектами, ядром такой философии может выступать только Россия. Однако очевидно, что ни возврат к советской социалистической идеологии, ни тем более узконациональная модель России как регионального, национального государства не могут соответствовать поставленной задаче, так как ни то, ни другое не обладает должным уровнем универсальности, требующимся на новом этапе. «Философия многополярности» или «идеология асимметрии» могут сложиться только по совершенно новым концептуальным выкройкам, на основании особой исторической рефлексии, которая должна быть по определению авангардной, оригинальной. Скорее всего, не какое-то одно догматическое направление, противоположенное «тезису Запада», может претендовать на эту роль, а целый спектр традиционных или новаторских доктрин, позиций, идеологий, синтезированных в общем русле, но в равной степени отрицающих (по самым разным причинам) идеологическую надстройку нового мирового порядка. Уже сейчас можно предвидеть, что в этой потенциальной «философии асимметрии» могут быть задействованы как мягкие социал-демократические формы, так и национальные учения, как прагматические и светские элементы, так и интегрирующие факторы конфессионального и этнического характера, как стратегические интересы, так и соображения практического уровня. Общим знаменателем такой «идеологии многополярности» должно стать полное отрицание крайнего либерал-капиталистического догматизма, сопряженного с «новым мировым порядком», отрицание American way of life.