Взглянув на, мерно тикающие на тумбочке, часы, Мольтке с облегчением подумал, что сегодня последняя ночь его командировки в Ровно. Завтра, а вернее сегодня утром, три отобранных им головореза полетят на выполнение того задания, ради которого рейхсфюрер Гиммлер послал его сюда. Последнее, что ему оставалось сделать, это ликвидировать людей, которые могли помешать диверсантам выполнить личный приказ фюрера – пустить под откос поезд, на котором поедет на конференцию в Тегеран вождь русских коммунистов Иосиф Сталин. Вчера вечером вместе с начальником школы штурмбанфюрером Отто фон Ротенау они наметили кандидатов в покойники. Первым в блок «С» на экзекуцию отправится бывший политрук Красной армии, а ныне курсант школы Михаил Андронов. Другие курсанты презрительно называют его «комиссаром». Андронова взяли сюда из концлагеря не для того, чтобы сделать из него разведчика или диверсанта, а, чтобы с его помощью проверять и фильтровать других курсантов. Как и ожидалось, Андронов начал вести среди них большевистскую пропаганду. Трое из курсантов донесли на него и тем самым сохранили себе жизнь, а четвертый промолчал и поэтому сегодня ночью вместе с Андроновым отправится в пыточную камеру блока «С», откуда еще никто не возвращался живым. Очень долго Мольтке размышлял над личным делом унтер-офицера, бывшего графа Станислава Голицына. По всем инструкциям Голицына надо было ликвидировать, так как он был единственным русским, который знал о трех забрасываемых в советский тыл агентах. Более того унтер-офицер Голицын видел их, так как служил на вещевом складе школы и подбирал для них советскую военную форму. Но внимание Мольтке привлек хранящийся в личном деле документ, согласно которому наблюдавшие за Голицыным сотрудники гестапо установили, что он постоянно встречается с официанткой одного из ровенских кафе, недавно приехавшей в город Олесей Ковальчук. Родители Ковальчук были расстреляны год назад за связь с партизанами, а в справке, которую девушка представила в городскую управу при регистрации, было написано и заверено сельским старостой, что они погибли от рук партизан. Мольтке уголками губ улыбнулся, чувствуя, что напал на верный след… Андронов – Голицын – Ковальчук. Эту цепочку еще предстояло распутать. Поэтому ликвидация Голицына сейчас нежелательна. Можно подождать два-три дня. Попав в гестапо Голицын и Ковальчук, быстро признаются, в том, что стоит за их регулярными встречами в кафе. Мольтке удовлетворенно вытянулся на кровати. Значит, кроме выполнения личного поручения рейхсфюрера СС, он разоблачит агентурную сеть партизан, которые попытались проникнуть в разведывательно-диверсионную школу СД.
Незаметно для себя гауптштурмфюрер Мольтке задремал, а когда снова открыл глаза, то в окна его комнаты вливался яркий солнечный свет. Он бросил взгляд на часы. Было восемь утра. Мольтке быстро набрал номер телефона начальника школы.
– «Доброе утро, штурмбанфюрер! – сказал он ему. – Извините, я немного проспал. Как самолет? Вылетел два часа назад… Прекрасно! А что Андронов и другой русский? Ничего не сказали… Жалко. Я думал, ваши люди сумеют заставить их говорить. Ладно… Пусть теперь о них заботится господь бог! А унтер-офицер Голицын арестован? Как еще нет?… Не можете найти… – Мольтке, откинув одеяло, вскочил с кровати. – С шести утра его никто не видел… А комнату его обыскали? Ничего не нашли. Срочно поднимайте тревогу! Звоните в Ровно! Пусть перекроют все выезды из города и оцепят кафе «Бом» на привокзальной площади. Без меня внутрь не заходите. Я сейчас выезжаю туда… – почти прокричал Мольтке в телефонную трубку».
Олеся Ковальчук пришла на смену в кафе ровно в семь часов утра. Очистив полы пальто от налипших на них капель грязи, она прошла в тесную и холодную подсобку, и стала, не торопясь переодеваться в темно-синие платье и выходные туфли на высоком каблуке. Повязав на груди передник, Олеся прошла на кухню, взяла с подноса только что испеченный пирожок с капустой и, на ходу, затолкав его в рот, вошла в зал для посетителей. В кафе было почти пусто. Несколько немецких солдат сидели за самым дальним от входа столиком и молча пили пиво. Олеся зашла за стойку и увидела сидевшего на корточках Дмитро что-то делающего с громадным чаном, предназначенным для хранения пива. Рядом с чаном стояли разноцветные баллоны с углекислым газом и канистры с водой. Увидев сестру, Дмитро поманил ее рукой. Оглянувшись, Олеся присела рядом с ним.
– Ты что здесь делаешь? – тихо спросила она брата.
– Смотри… – показал Дмитро на тонкий стальной проводок, идущий от регулятора давления газа в баллоне куда-то под стойку. – Меня Крамер попросил регулятор починить, а я решил его немного усовершенствовать.
– Зачем? – удивленно спросила Олеся. – Еще сломаешь. Потом Крамер с тебя его стоимость вычтет. Он теперь каждую копейку на нас экономит. Живоглот.
– Не в этом дело… – пояснил Дмитро. – Вот смотри… Если этот тросик прикрепить к регулятору давления, то, когда давление в баллоне уменьшится, тросик натянется.
– Ну и что, – равнодушно ответила Олеся. – пускай натягивается.
– Тросик натянется… – повторил со значением Дмитро. – И дальше бум…
– Что значит бум? – с тревогой спросила Олеся.
– Дальше произойдет взрыв… – еле слышно прошептал Дмитро. – Я под стойку две гранаты противотанковые заложил.
– Какие еще гранаты? – похолодев, спросила Олеся. – Ты что ума лишился?
– Так, все равно отсюда скоро уйдем… – ответил Дмитро, растерянно глядя на сестру. – Взорвем тогда это кафе. В нем вон сколько фашистов бывает.
– Когда прикажут, тогда и уйдем… – холодно ответила Олеся. – А если твои гранаты обнаружат? Тогда вся операция провалиться. И мы под подозрение попадем. Чтобы твоих гранат завтра же не было. Понял?
Понуро кивнув головой, Дмитро вылез из-под стойки и, поправив на себе ремень, направился к стоящему у входа в кафе стулу. Смахнув со лба выступившие капельки пота, Олеся встала, протерла мокрой тряпкой стойку и, приветливо улыбнувшись, пошла встречать, увешанного чемоданами немецкого майора, который с трудом протиснулся через входную дверь кафе. Спустя полчаса Олеся забыла о разговоре с братом. Разнося по залу тарелки с едой и кружки с пивом, она изредка поглядывала на часы, прикидывая, когда можно отпроситься у Крамера, чтобы сходить за отданными вчера в починку зимними ботами. Неожиданно ее глаза встретились с глазами стоящего в дверях кафе немецкого унтер-офицера. Олеся похолодела, узнав в нем человека, от которого получала денежные купюры с шифровками. Всегда опрятно одетый, унтер-офицер на этот раз был забрызган грязью и по его лицу стекали крупные капли пота. Он подошел к свободному столику и сел за него. Олеся, взяв карточку меню, направилась к нему. Унтер-офицер не спускал с нее напряженных глаз. Когда Олеся подошла, он тихим голосом быстро произнес.
– Фройлян, мне надо попасть к партизанам. Дорога каждая минута. За мной погоня и она в любой момент может появиться здесь.
Лоб девушки покрылся холодной испариной. Она словно изваяние застыла перед унтер-офицером, не говоря ни слова. За окном, словно в подтверждение его слов, раздался скрип автомобильных тормозов и топот многих ног.