– Мартина? Но кто это… О, ты имеешь в виду Мартину?
– Да. Ты не думаешь…
– Господи, почему это должна быть Мартина?
– Ну, если подумать, странно, что она послала ту телеграмму. Это было приблизительно в то же время… Ты не думаешь, что она могла все-таки приехать сюда и…
– Ерунда. Как могла Мартина приехать сюда и найти дорогу в «длинный амбар»? Для чего? Мне это кажется совершенно невероятным.
– Ты не думаешь, что я должна рассказать инспектору Бэкону или тому, второму инспектору?
– Рассказать ему о чем?
– Ну… о Мартине. О ее письме.
– Не надо все усложнять, сестричка, и рассказывать о не имеющих никакого отношения к делу вещах. Тем более что меня не слишком убедило то письмо Мартины.
– А меня убедило.
– Ты всегда умела нахвататься множества невозможных вещей до завтрака, старушка. Мой тебе совет – сиди тихо и держи рот на замке. Дело полицейских – опознать их драгоценный труп. Держу пари, Гарольд сказал бы то же самое.
– О, я знаю, Гарольд сказал бы так же. И Альфред тоже. Но я так беспокоюсь, Седрик, очень беспокоюсь… Я не знаю, что мне следует делать.
– Ничего, – быстро сказал Седрик. – Держи рот на замке, Эмма. Никогда не идти навстречу опасности – вот мой девиз.
Эмма Крэкенторп вздохнула и медленно, с тяжелым сердцем, пошла назад к дому.
Когда она вышла на подъездную дорогу, из дома появился доктор Куимпер и открыл дверцу своего потрепанного «Остина». Увидев ее, он остановился, потом покинул автомобиль и пошел ей навстречу.
– Ну, Эмма, – сказал он, – ваш отец в замечательной форме. Убийство ему на пользу. Оно дает ему интерес к жизни. Я должен рекомендовать это средство моим пациентам.
Эмма машинально улыбнулась.
Доктор Куимпер всегда быстро замечал реакцию людей.
– Что-нибудь не так? – спросил он.
Эмма подняла на него глаза. Она привыкла полагаться на доброту и сочувствие доктора. Он стал другом, на которого она могла опереться, а не просто медиком. Его нарочитая грубоватость не вводила ее в заблуждение – она знала, что за нею скрывается доброта.
– Да, я обеспокоена, – призналась она.
– Не хотите мне рассказать? Если не хотите, не рассказывайте.
– Я бы хотела вам рассказать. Часть этого вы уже знаете. Дело в том, что я не знаю, что делать.
– Я бы сказал, что на ваши суждения обычно можно полагаться. В чем проблема?
– Вы помните – или, возможно, не помните, – что я когда-то рассказывала вам о моем брате… о том брате, который погиб на войне?
– Вы имеете в виду – о том, что он женился или хотел жениться на девушке из Франции? Что-то в этом роде?
– Да. Почти сразу же после того, как я получила то письмо, он погиб. Мы никогда ничего не слышали об этой девушке и не получали от нее никаких известий. Собственно говоря, мы знали только ее имя. Мы всегда ждали, что она напишет или приедет, но она не приехала. Мы получили от нее письмо только перед самым Рождеством, примерно месяц назад.
– Я помню. Вы получили письмо, правильно?
– Да. В нем говорилось, что она в Англии и хотела бы приехать нас повидать. Мы уже обо всем договорились, а потом, в последнюю минуту, она прислала телеграмму, что ей неожиданно надо вернуться во Францию.
– И что же?
– Полицейские считают, что эта убитая женщина – француженка.
– Вот как? Мне она показалась скорее англичанкой, но об этом трудно судить… И что же вас беспокоит – сама возможность, что эта девушка может быть девушкой вашего брата?
– Да.
– Мне это кажется маловероятным, – сказал доктор Куимпер и прибавил: – Но все равно, я понимаю ваши чувства.
– Я спрашивала себя, не следует ли мне рассказать полицейским о… обо всем. Седрик и остальные говорят, что в этом нет никакой необходимости. А вы как думаете?
– Гм. – Доктор Куимпер поджал губы. Он несколько секунд молчал, глубоко задумавшись. Потом сказал, почти нехотя: – Конечно, будет гораздо проще, если вы ничего не скажете. Я могу понять чувства ваших братьев. И все же…
– Да?
Куимпер посмотрел на нее. В его глазах блеснула нежность.
– Я бы решился и рассказал им, – сказал он. – Вы будете продолжать тревожиться, если не расскажете. Я вас знаю.
Эмма слегка покраснела.
– Возможно, я веду себя глупо.
– Делайте то, что хотите, моя дорогая, и пошлите остальных членов семьи к черту! Я всегда поддержу ваше суждение – против их суждений.
– Барышня! Эй, вы! Зайдите сюда.
Люси удивленно повернула голову. Старый мистер Крэкенторп энергично манил ее пальцем из своей двери.
– Я вам нужна, мистер Крэкенторп?
– Не надо так много болтать. Зайдите сюда.
Люси повиновалась повелительному жесту. Старый мистер Крэкенторп схватил ее за руку, втащил в комнату и закрыл дверь.
– Я хочу вам кое-что показать, – сказал он.
Люси огляделась вокруг. Они находились в небольшой комнате, очевидно предназначенной на роль кабинета, но так же очевидно не использовавшейся в этом качестве уже очень давно. На письменном столе возвышались кипы пыльных бумаг, а с потолка в углах фестонами свисала паутина. Воздух был пыльный и затхлый.
– Вы хотите, чтобы я убрала эту комнату? – спросила она.
Старый мистер Крэкенторп яростно затряс головой.
– Не вздумайте! Я запираю эту комнату на ключ. Эмма хотела бы навести здесь свой порядок, но я ей не разрешаю. Это моя комната. Видите вот те камни? Это геологические образцы.
Люси посмотрела на коллекцию из двенадцати или четырнадцати кусков камня; некоторые были отполированы, некоторые остались необработанными.
– Красиво, – любезно согласилась она. – Очень интересно.
– Вы совершенно правы. Они интересные. Вы умная девушка. Я их не всем показываю… Я вам покажу еще кое-что.
– Это очень любезно с вашей стороны, но мне действительно нужно вернуться к своей работе. В доме шесть человек…
– И они меня объедают! Разорить хотят… Вот и всё, что они делают, когда приезжают сюда! Едят. И не предлагают заплатить за то, что съедают… Кровопийцы! Все ждут моей смерти… Ну, я пока умирать не собираюсь – и не умру, чтобы доставить им удовольствие. Я гораздо крепче, чем полагает даже Эмма.
– Я в этом уверена.
– И я не такой уж старый. Она делает вид, что я старик, обращается со мной как со стариком… Вы ведь не считаете меня старым, правда?