— До сего дня могли.
— А сейчас уже не можем.
— Марта, разреши задать тебе вопрос. Тебя сегодня, случайно, никто не бил по голове чем-нибудь тяжелым?
Марта поднялась, с трудом оторвав свое тело от бархатного сиденья, и казалось, у нее ослабели даже кости.
— Мы возвращаемся к началу разговора, Джо. Я знаю, что делаю.
— И можно спросить, какой смысл ты в это вкладываешь?
— Мы с Гленом уезжаем вместе.
— Сейчас?!
— Сейчас.
— У тебя есть психиатр? Ведь у всех американцев есть психиатры.
— Да, если хочешь, у меня есть психиатр.
— Тогда позвони ему. Прямо сейчас. Узнай, что он скажет о том, что ты хочешь сбежать со своей свадьбы.
— Он скажет, что мне следует делать то, что мне подсказывает сердце.
— Тогда он дерьмо, а не психиатр! Слушай лучше, что я тебе говорю.
— Мое сердце говорит мне, что пора уезжать.
— Ты не можешь поступить так, Марта.
— Мне надо поступить именно так.
— Нет, не надо. Продолжай вести себя так, как будто ничего не случилось, танцуй с Джеком, улыбайся гостям, пей шампанское — а лучше как следует напейся — и разрежь этот чертов торт. И дай себе полгода, чтобы как следует все обдумать, не менее полугода. Вы все это время не встречались, так разве еще несколько месяцев будут иметь какое-то значение?
— Не могу я ждать так долго.
— Тогда подожди несколько недель.
Марта стояла, не двигаясь.
— Ну подожди хотя бы до завтра…
Марта взмахнула своим шлейфом и, кажется, в первый раз увидела, что на нем было гораздо больше томатного соуса, чем следовало бы.
— Ради всего святого, Марта! Пожалуйста, ну пожалуйста, не оставляй Джека одного с гостями, с неразрезанным тортом, не заставляй его одного всем все объяснять.
— Сегодня я хочу быть с Гленом. — Марта схватила ее за руку, и Джози почувствовала, что ее перчатки все еще мокрые. — Я прошу тебя помочь мне.
Джози отпрянула от нее:
— Нет. О, нет. Нет, нет, нет.
— Я хочу, чтобы ты все рассказала Джеку.
— Нет. Нет. И еще раз нет.
— Ты же моя сестра. Ты должна сделать это ради меня. Ну пожалуйста.
— Это условие не включено в мой контракт на работу в должности подружки невесты. Ни за что.
— Ты не прочитала примечание.
— Нет!
— Я не могу с ним встречаться.
— Тебе придется, Марта. Уж это-то ты должна сделать.
Марта в сердцах дернула себя за фату, пытаясь стянуть ее вместе с диадемой, но не смогла сдвинуть ее и на миллиметр.
— Как бы мне отделаться от этого, — хныкнула она. — Это меня убивает.
— Хуже всего то, что это убьет Джека.
— Мне совсем не хочется, чтобы ты сейчас был рядом, — пробормотала Холли, пиная ногой сугробы, нараставшие по обочинам дороги. Волосы у нее прилипли к голове, как будто их намазали кремом «брилкрим», и она дрожала в своем пальтишке. Трясущимися пальцами она поднесла сигарету ко рту, и, чтобы затянуться, она еще больше сжала и так уже напряженные губы, а затем выпустила дым в падающий снег. Рукой она отстранила Мэта.
— У меня такое чувство, будто ты захватываешь мою территорию.
— Я пытаюсь сохранить твое тепло и отдать его тебе обратно, — сказал Мэт.
— Мне это не нужно.
— Нужно. Вот возьми мое пальто, — предложил он, расстегивая пуговицы.
— Получишь переохлаждение, — отказалась она. — Оставь, пусть мне будет плохо. Я просто хочу, чтобы ты знал, что мне плохо с тобой.
— Мы оба получим переохлаждение, — заметил Мэт. — Давай-ка сядем в машину.
— И Гитлер не заставил бы меня сесть в это такси. — Она ткнула сигаретой в воздух.
Они стояли на самом краю узкого тротуара, наблюдая, как мимо ползут машины, и ждали такси на замену, которое какое-то время назад запросил их водитель, стоявший, опершись на багажник и с удовольствием попыхивавший сигаретой, не глядя на них. Но на нем-то была шапка с ушами и дубленка.
— Неужели ты не можешь без сигареты?
— Не могу, Мэт, — презрительно бросила Холли. — В настоящий момент я могу обойтись без очень многих вещей, включая и тебя, но единственное, без чего я обойтись не могу, это сигарета. Она помогает натянутым остаткам моих нервов хоть как-то соответствовать тому, что заложено в коде моей ДНК.
Мэт посчитал возможным тоже ударить носком по сугробу.
— Прости меня за сегодняшнее. За всю эту чехарду и неприятности.
Холли презрительно фыркнула.
— Я постараюсь все исправить, — пообещал Мэт.
— Когда? — Холли вытянула из несчастной сигареты добрую порцию ее жизненной энергии. — Завтра ты уезжаешь домой.
— Я приеду снова.
Она пристально взглянула на него.
— Как-нибудь, обязательно, — сказал он. — Очень скоро. Я все устрою так, чтобы приехать.
Холли фыркнула еще презрительнее.
— И тогда буду делать все, как ты хочешь. Свожу тебя в какое-нибудь приятное место. Знаешь, проводить со мной время бывает всегда интересно.
Холли выдала самый презрительный звук в мире, так что таксист обернулся и посмотрел в их сторону. Мэт взглядом извинился за нее, и шофер переключил внимание на свою собственную никотиновую зависимость.
— На свадьбе Марты ты взбодришься. — У него было искушение направить мысли Холли в нужное ему русло, но потом он все же решил, что все это ему следует оставить при себе. — Мы сможем там выпить, потанцевать, послушать «Крутоголовых».
Для убедительности он повилял перед ней бедрами. Из носа его подружки выплыла лишь струйка дыма. Ее тушь потекла по щекам, и сейчас она стала выглядеть, как наименее привлекательное создание из группы «Кисс». Но вряд ли ее можно за это винить, так ведь? Вся эта чертовщина, которая с ними приключилась, произошла только из-за него.
— Меньше всего я хочу сейчас ехать на свадьбу Марты, — медленно сказала она. — А хочу я забраться в горячую ванну, а потом просто броситься в постель.
Глаза у Мэта засияли. Наверное, именно это и надо им сделать. Надо бросать эту погоню за Джози Флинн, которая уже начинала сильно смахивать на поиски Святого Грааля комиком Монти Питоном в фарсе о короле Артуре, и отдаться пузырькам в ванне и сексу без обязательств.
— Одна, — добавила она, бросила сигарету у двери такси и тщательно затушила ее ногой в снегу.
Черт бы побрал, подумал Мэт. Или не побрал в данном случае. И почему он не мог просто выбросить всю эту чушь из головы насчет Джози Флинн? Чушь? Да на теперешней стадии это даже не чушь. Как-то в книге он прочитал о человеке, который был болезненно влюблен в кого-то, кого даже не знал. Это называется синдромом де Клерамболя и означает, что во всем, что вас окружает, в форме кустов, облаков, овечьих орешков, вы видите знаки, говорящие вам о любви, которые вам будто бы передаются предметом вашей любви телепатически или еще бог весть каким способом. Была одна женщина, уверенная в том, что все свои песни Джон Леннон писал для нее. Это не то, как бывает, когда вы пребываете в депрессии или унынии и, слушая «Радио-1», вдруг понимаете — вот это песня как раз для меня! Нет, на самом деле, положа руку на сердце: Джон написал это только для меня. Кошмар. Интересно, что она подумала, когда он написал «Желтую подводную лодку»? Или это Пол виноват, что эта песня отличается от других?