– Нужный, ты наверняка слышал о природных катаклизмах, прокатившихся по всей Солнечной с неделю назад. Слышал?
– И что с того?
– А то, что у Игреков такие же происходили в это же время, слышал?
– Не мудрено. Системы-то во многом схожи. Что-то у них там защелкало после того, как переход открылся, вот климат и начал меняться…
– Дебил не я, а ты. – Жаквин посопел. – Во-первых, катаклизмы были погодные. А климат и погода – вещи абсолютно разные. Климат – это всерьез и надолго. Погода – сиюминутна. Во– вторых, хоть один переход пусть будет между планетными системами, хоть двадцать – разницы никакой. И физические параметры каждой никак не зависят от соседней. То, что они идентичны, – просто данность. Аксиома. Почему так получилось – сейчас не столь важно, и гипотез тут можно выдвигать сотни. Но катаклизмы были, Нужный… Ты сводки новостей недельной давности не изучал? А стоило. Забавная штуковина: семнадцать мощнейших циклонов по всей Земле, махом взбесившаяся атмосфера Венеры, градиентная дифференциация плотности верхних слоев Юпитера…
– Уиндел, ты пьян или прикидываешься? – с подозрением прищурился Стас.
– Я пьян. Но покамест не лишен умения видеть здравый смысл, Нужный. – Ученый взялся за горлышко графина, но, поразмыслив секунду, убрал руку. – Помнишь, я однажды объяснял вам с этой теткой-безопасником из СКО… как бишь ее звали… Ольгой, что ли… не суть… Помнишь, на борту шаттла, на котором тебя от Игреков забирали?
– Такое под пытками не забудешь.
– Так вот. Я вам объяснял, что остолопы-ученые не обращали внимания на подвижки, которые происходили в Солнечной на протяжении последних десятилетий: эксцентриситет орбиты Венеры, изменение магнитных линий Марса, незначительные колебания плотности солнечной плазмы и эллипсовидная диффузия слоев короны…
– Постой-ка, – нахмурился Нужный. – Про Солнце тогда ты вроде бы не упоминал.
– А сейчас упомяну. И надеюсь, что никто нас не слушает из командования фрегатом…
– Уиндел, ты меня пугаешь…
– И как – получается?
– Отчасти.
– Это хорошо. Пугайся, Нужный. Давно пора, честно говоря… – Жаквин поглядел на порванный рукав своей спецовки и тряхнул рукой, будто хотел избавиться от лохмотьев. Затем продолжил на тон тише: – Людям парят мозги, Стас. Им грамотно втюхивают, будто солярно-динамические кривые Солнечной системы меняются в допустимых коридорах инерциальных констант. Мол, Солнце вместе с планетами слегка отклонилось от вектора движения вокруг галактического ядра, и ничего, мол, страшного в этом нет. Лапша на уши. Я уверен, что сейчас все астрономы, как профи, так и любители, под колпаком санкциров-безопасников.
– Не до конца понимаю…
– Любой ребенок с простейшим телескопом и толикой знаний небесной механики и астрофизики может опровергнуть официальные версии СМИ и рубануть правду-матку об истинном положении вещей. Я тут поспрашивал у персонала на фрегате… И знаешь, что? На всех кораблях, как боевых, так и исследовательских, по приказу командования СКО и санкции верхушки правления стран космического альянса отключены средства сверхдальней локации, наблюдения и обнаружения. Про гражданские суда я даже не говорю.
– Но ведь по простейшим приборам навигации, с помощью привязки по трем звездам, которую несложно рассчитать и на обыкновенном компе, имея соответствующий софт, можно определить отклонения основных навигационных параллелей. Если таковые отклонения, конечно, имеются.
– Вот именно. И уверен, что многие экипажи в последнее время сильно озадачены картинкой внешнего пространства, которую им выдают приборы. Погрешность? Ошибка? Шиш. Навигационная сетка в порядке. А вот у нашей родной звездочки – очень серьезные проблемы с местоположением.
Стас почувствовал неприятных холодок внутри. Знакомый холодок. Точно такой уже пробирал Нужного, когда он уходил в тот злополучный рейс к Япету.
– И каково же… истинное положение вещей? – спросил он, глядя на ученого в упор.
– Знаешь, в чем прикол? СМИ почти не врут.
– Это «почти» меня пугает еще больше.
– Правильно, Нужный, что пугает. Солярно-динамические кривые Солнечной системы меняются в очень-очень-очень не допустимых коридорах инерциальных констант.
– Что это значит?
Уиндел поднялся с кресла и, почувствовав ощутимый крен на левый борт, ухватился за холодный обод иллюминатора.
– Сначала обе Солнечные системы – Икс и Игрек – неторопливо тормозили, – сказал он, подняв на Стаса диковато поблескивающие глаза. – Тормозили, пока не встали в нулевую позицию. Открылся переход. А теперь мы начали медленно, но уверенно разгоняться.
Нужный смотрел на Уиндела снизу вверх, гадая, не сбрендил ли ученый окончательно.
– Я воспользовался общебортовым терминалом, решил довольно сложную систему уравнений, прикинул вектор движения и ускорение… – продолжил Жаквин. – Пока не могу утверждать наверняка – слишком мало исходных данных, а доступ ко всей информации по астрографии наглухо закрыт, – но, по предварительным расчетам, ускорение составляет чуть меньше метра на секунду в квадрате. Мы его практически не чувствуем, ведь разгоняется вся Солнечная. Точнее – обе Солнечных…
– Перестань ходить вокруг да около. В чем главная проблема, Уиндел?
– Ускорение постоянное.
– Постой-ка… – Стас прикинул в уме. – В таком случае… Да быть того не может! Это бред сивой кобылы! Меньше чем за десять лет мы достигнем релятивистской скорости…
– Там еще много непоняток по вопросам общей и специальной теорий относительности, но в целом – ты прав. Если ускорение останется постоянным – через десять лет все мы либо превратимся в поток излучения, либо станем жертвами пространственно-временных парадоксов. Но я больше чем уверен, что системы перестанут разгоняться за какое-то время перед достижением светового барьера.
– Успокоил. Прямо от души отлегло, – съязвил Стас, чтобы скрыть волнение, все сильнее сдавливающее грудь.
– Рано радуешься, Нужный, – совершенно серьезно ответил Уиндел. – Я ведь еще не сказал о векторе движения наших Солнечных.
– Эй-эй! Только не убеждай меня, что они ни с того ни с сего поехали навстречу друг другу!
– Нет, нет. Все гораздо занимательнее. Они движутся под углом девяносто градусов относительно друг друга. Будто бы… э-э… вдоль сторон воображаемого треугольника, расстояние между вершинами которого что-то около семи парсеков.
– И куда же они… – Стас вдруг осекся.
Он уже знал ответ.
Жуткий до слабости в коленях и в то же время такой очевидный, что мозг упорно отказывался его воспринимать.
Уиндел криво усмехнулся. Сделал большой глоток водки и, прокашлявшись, сказал:
– Я бы дал Нобелевку тому умнику, который с легкой руки назвал наши Солнечные X и Y. Он попал в точку. Наши системы остановились на отрезках осей абсцисс и ординат, которые можно условно принять за единицу. Встали в теоретически идеальную позицию.